|
И этот разлад, этот дуализм имеется всюду. Даже на, казалось бы, очень несложных и примитивных натурах можно наблюдать, как они разумом отрицают одно, а чувством верят в другое, восхищаются по сознательным причинам человеком, которого они ненавидят по причинам неосознанным, и одного и того же события боятся одной частью своего «я», а другою страстно желают его. Образующиеся при этом запутанности и противоречия гораздо лучше определяются Ибсеновским словом «жизненная ложь»,— Fontane называет это «вспомогательными конструкциями», — чем это делает учение о подсознательном. Да и наш «голос совести» и «демон» Сократа или, с другой стороны, злой дух сказок, «нашептывающий» человеку дурные советы или «внушающий» ему запретные желания, гораздо ближе к действительности. Даже старое изречение «познать самого себя» не имеет другого смысла, Если бы все, что живет в глубине нашего сознания, действительно оставалось неизвестным, как могли бы действовать на нас потрясающе честные признания и реально-жизненно представленные драмы? Они вызывают наружу вещи, которые мы обычно прячем от самих себя и от других, но которые не являются несознаваемыми. «Временами кажется», — говорит Шопенгауэр, — что мы одновременно чего-то и хотим и не хотим, и соответственно этому мы одновременно и радуемся и печалимся одному и тому же событию». Это допускало бы еще принятие подсознательного, но Ибсен, который в совершенно аналогичной связи говорит о «двух родах воли в человеке», заставляет свою Ревекку подробно поведать и о второй (дурной) своей воле. Между тем до сих пор она даже самой себе обычно признавалась лишь в одной хорошей воле. Здесь так же, как и у больных, оказываются возможными внешние проявления. Назвать это просто «ложью» или «лицемерием» было бы слишком резко. С перенесением проблемы в подсознательное вопрос тем более не решается. Как раз при попытке рационализировать возникает вопрос: каким образом все эти противоречия, которые не могут разрешиться в сознательной душевной жизни, возникают и разрешаются в области подсознательного? И если мы откажемся от психоаналитических сказок, то снова придем к тому, что рационализация подсознательного есть абсурд и что при всех человеческих убеждениях и намерениях в последнюю очередь идут не логические соображения, а не поддающиеся учету колебания чувств. Таким путем Фрейд приходит к заключению: бессознательное аморально. По моему, сознательное не заслуживает такого почета: противоречия, даже в этической области встречающиеся у каждой мало-мальски сложной личности, нужно искать внутри сознательной душевной жизни. Мы только не очень любим читать определенные страницы в книге нашей внутренней жизни, и нужно обладать сильно выраженным самосознанием, чтоб увидеть, что они, страницы эти, все же написаны в ней. Горький в одном из своих произведений выставляет единственным наказанием в аду обнаружение всего того, что люди прятали от самих себя в течение своей жизни; и сам Фрейд говорит, что «никто не имеет желания узнать свое собственное бессознательное». Этим самым допускается уже мысль, что его можно было бы узнать при желании, что оно таким образом, к сожалению, не совсем бессознательное. — 52 —
|