Грек Зорба

Ей привиделся март, кругом была свежая трава, цвели красные, жёлтые, лиловые цветы, в прозрачной воде стаи лебедей, белых и чёрных, пели песнь любви и совокуплялись.

Всё было дивно. Белые самки, чёрные самцы с пурпурными полуоткрытыми клювами. Голубые мурены, сверкая, выскакивали из воды и сплетались с громадными жёлтыми змеями. Мадам Гортензии снова было четырнадцать лет, она танцевала на восточных коврах в Александрии, Бейруте, Смирне, Константинополе, а потом на Крите, на навощённом паркете кораблей… Ей смутно припоминалось многое, грудь её вздымалась. Что же ещё было?

Вдруг, пока она танцевала, море покрылось судами с золотыми носами, с многоцветными тентами на кормах и шёлковыми вымпелами. С них сходили паши с золотыми шарами на красных фесках. Старые, богатые беи, приехавшие к святым местам с руками, полными приношений, и их безусые и меланхоличные сыновья. На берег сходили и адмиралы в сверкающих треуголках, и матросы в ярких белых робах и развевающихся панталонах. На суше оказались и юные критяне, одетые в суконные синие панталоны западного покроя с напуском, в жёлтых ботинках, с повязанной чёрным платком головой. Сошёл на берег и Зорба, огромный, похудевший от любви, с большим обручальным кольцом и венком из флёрдоранжа.

Здесь были все мужчины, которых она знала в своей полной приключений жизни, даже старый лодочник, беззубый и горбатый, однажды он возил её на прогулку по константинопольскому рейду. Уже успело стемнеть, и никто их не видел. Они все сошли, а за их спинами совокуплялись мурены, угри и лебеди.

Они сходили, возвращаясь к ней целой толпой, словно охваченные любовью, сплетённые в клубок змеи по весне, двигавшиеся с шипением напрямик. В центре этой кучи постанывала, замерев, белотелая, обнажённая, покрытая потом, с полураскрытыми губами на мелких острых зубах, грудастая, ненасытная мадам Гортензия четырнадцати, двадцати, тридцати, сорока и шестидесяти лет.

Никто не был потерян, ни один любовник не был мертв. В её увядшей груди они все воскресли, привидевшись ей снова в военном порту. Мадам Гортензия походила на высокий трёхмачтовый фрегат, а все её любовники - она трудилась сорок пять лет - штурмовали её в трюмах, на планшире, на вантах; а она плыла себе вся в пробоинах, законопаченная к последнему так давно и горячо желаемому порту: замужеству. Зорба принимал облик тысяч мужчин: турецких, европейских, армянских, арабских, греческих; сжимая его в объятиях, мадам Гортензия обнимала всю эту святую нескончаемую процессию.