Причастие

Наконец, Косте удалось взять себя в руки: с момента вопроса Куренного прошло всего секунд десять, но Костя свое замешательство воспринимал, как длящееся не меньше получаса (вот вам и разница между физическим и психологическим временем!). Он понимал, что врать и себе и группе – худший выход из положения: все и так всё прекрасно поняли. Поэтому он тихо произнес:

• Нет, Иван, я не могу с уверенностью сказать, что это так...

Ему было стыдно смотреть на слушателей. Хотелось убежать и больше не возвращаться в эту аудиторию, но здравый смысл перевесил: бегство было бы уже полным ребячеством. Тем не менее, Костя был растерян, мысли его растекались. Пытаясь собрать мысли, чтобы как-то продолжить лекцию, Костя продолжал ходить по кафедре.

• Что ты Иван? Зачем человека застыдил? – Заступился Миша Платонов.
• Не собирался я никого стыдить. – Отозвался Куренной. – Я вопрос по теме задал...
• В самом деле, - Продолжал защиту Михаил, - Кто из нас здесь может похвастаться, что у него этот вопрос решен? Кто смерти в лицо заглянул? Никто! Так что, Костя, ты не смущайся и продолжай. Интересно...
• Да конечно же интересно! – Поддержала Вика.

Раздалось еще несколько подбадривающих голосов. Костя натянуто улыбнулся:

• Продолжим... Хайдеггер писал, что эта предельная возможность приоткрывается человеку через Ужас. Это и есть так называемая экзистенциальная ситуация. Ужас в корне отличен от боязни и страха. Мы боимся всегда того или иного, но чего-то конкретного. Ужас же совершенно непредметен. Эта неопределенность является для Хайдеггера принципиальной. Брошенность в смерть приоткрывается человеку именно через Ужас. Но, как пишет Хайдеггер, - Костя из осторожности стал говорить уже не от себя, а ссылаясь на первоисточник, - посредством Ужаса человеческое существование не уничтожается. Как раз, наоборот, в Ужасе перед Ничто, в этой экзистенциальной ситуации приоткрывается и сущее, как таковое. Однако, подобные ситуации Ужаса, экзистенциальные ситуации случаются редко. Человек, как считает Хайдеггер, склонен вытеснять и заслонять от себя свою смерть. Человек не видит сути смерти. Но смысл человеческого бытия как раз и состоит в постоянном выходе за пределы себя, в бытии-к-смерти...

Костя сделал небольшую паузу. В аудитории повисла тишина. Группа, благодаря неожиданному инциденту, как будто сплотилась. Все были внимательны и ждали продолжения.

- Обратимся опять к совести. Более пристальный анализ совести вынуждает интерпретировать ее, как зов. Зов это призыв к человеческому бытию стать самим собой, обрести свою подлинность. Зову совести отвечает возможность слышания. Зов пробуждает спящее, неподлинное человеческое существование и пробуждает слышание. Причем, если обыденное состояние захвачено болтовней, двусмысленностью, шумом, то зов зовет бесшумно, молчаливо, но для человека зов совести воспринимается, как удар молнии. Он внезапен. Это всегда некое потрясение, - (О да! Костя только что имел возможность прочувствовать это на самом себе). - Зов совести настигает человека и призывает его к своей самости. Зов совести зовет против ожидания и против нашей воли. Принимая зов, мы принимаем вы-зов. Мы выбираем самое себя. Совесть обнаруживает себя, как зов заботы. Далее Хайдеггер отмечает, что прежде всего в голосе совести обнажается вина. Причем, бытие виновным это не некое этическое состояние. Бытие виновным означает бытие задействованным. Быть-в-мире, а мы всегда в мире, - это уже и означает быть виновным. Быть виновным – это и есть собственно быть. Итак, подлинная человеческая самость, которую искал Хайдеггер, была им найдена. Это бытие-к-смерти, ужас, забота, совесть, зов и бытие виновным...