- Вот вам и Хайдеггер, и бытие-к-смерти! – Хохотнул Куренной.
- Да уж, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»: рассказать – никто не поверит! – Вика тоже повеселела.
В течении нескольких минут в группе произошла смена настроения. Почти все пребывали в состоянии легкой эйфории. Перебивая друг друга, обсуждали случившееся, придумывая новые и новые детали. Костя, трезво оценив положение, понял, что ничего продуктивного из этой болтовни уже не вынести и объявил, что занятие закончено и можно расходиться.
- Так это было ЗАНЯТИЕ!? – Засмеялась Соня. – Да ты весельчак!...
Решили вместе идти в кафе и продолжать обсуждение. Костя отвел в сторону Михаила и Витю:
- Сейчас мы можем все просто заболтать. А мне очень интересна эта история про 1421 год. Ты, Миша, можешь, как историк, рассказать, что тогда происходило в Чехии?
- Да, конечно, нужно только вспомнить детали. У меня даже конспект про этот период где-то дома лежит. Можем поехать к нам прямо сейчас. За чашечкой чая и поговорим.
- Отлично, поехали! Ты как, Витя?
- Конечно, с вами.
Группа разделилась. Пятеро отправились в кафе, а Костя и Витя уже через час были у Платоновых. Пока Саша готовила оладьи к чаю, Михаил копался в своих записях и учебниках. Витя и Костя сидели молча. Каждому из них было о чем подумать.
Еще минут через сорок стол был накрыт. Разлили чай и Михаил начал свой рассказ о Чехии периода так называемых «гуситских войн».
40.
«Извращая по своему недомыслию писания пророков и Евангелия, они объявляли народу, что теперь, в наши дни, возвращается царство Христово, и составили об этом много разных статей, частью еретических, частью ошибочных, больше всего соблазнительных. Главным их составителем, глашатаем и зачинщиком был один молодой пресвитер из Моравии, человек богато одаренный и обладающий чрезмерно обширной памятью, Мартин, получивший за своё красноречие прозвище Локвис, потому что он безбоязненно выступал с речами, опираясь не на произведения ученых мужей, но на то, что у него было своего»
Лаврентий из Бржезовой «Гуситская хроника»
- Началось всё с вопроса о причащении. Дело в том, что один из догматов католической церкви гласил, что только духовенство может причащаться под «обоими видами», обычные же люди должны причащаться лишь хлебом, а не вином, то есть, вкушать лишь «тело Христово», но не его «кровь». Этим догматом духовенство добилось привилегированного положения и противопоставления себя мирянам. Добавьте сюда огромные богатства церкви, землевладение и, вдобавок, продажу индульгенций... И вот, в конце четырнадцатого века появились реформаторские идеи: критика церкви, отрицание её прав на богатство и землю. Эти идеи начали бродить среди преподавателей и студентов Пражского университета, тогда крупнейшего в Европе...
- Я так понял, что речь пойдет о Яне Гусе? – Спросил Костя.
- Да, именно с Гуса все и началось. Гус – магистр Пражского университета - и явился вождем чешской Реформации. Примерно с тысяча четырехсотого года он стал ректором университета. К тому же, он имел сан священника и проповедовал. На первых порах его проповедь была по вкусу и простому народу, и бюргерам, и даже крупным феодалам, и самому королю Вацлаву IV, которые соглашались с тем, что церковь должна вернуться к евангельской простоте и отказаться от огромных земельных владений. Гус объявлял католическую церковь нехристианской, отвергал всё, что не находило подтверждения в писании, и признавал право каждого верующего самостоятельно толковать писание.
- Ишь ты! – Воскликнул Костя. – Да он почти постмодернист!
- Да, но духовенство его свободолюбия, увы, не оценило, объявив его еретиком и отлучив его и ближайших его сторонников от церкви. Но Гус продолжал проповедовать. В 1412 году Гус выступил против объявленной Папой Иоаном XXIII публичной продажи индульгенций. Народ это дело поддержал – состоялось шествие и сожжение папской буллы. Столь открытое выступление вызвало немедленные карательные меры. Некоторых участников шествия казнили.
- Что же сам Папа?
- Сам Папа очень обеспокоился тем, что творилось в Чехии. Вместе с ним насторожились немецкие феодалы и император Сигизмунд. Для них церковь была главной помощницей утверждения власти среди славянских народов. Сигизмунд вызвал Гуса в немецкий город Констанц на церковный собор 1414 года, пообещав ему безопасность. И Гус приехал, готовый вступить в спор. Но, по прибытии в Констанц, он был объявлен еретиком и закован в кандалы. Собор потребовал от Гуса отречься от еретических взглядов. Тот отказался и в 1415 году был сожжен. Понятное дело, сожжение Гуса вызвало во всех слоях чешского общества протест. Средние и мелкие феодалы Чехии объявили себя сторонниками Яна Гуса и, вместе с магистрами Пражского университета стали называться «чашниками», потому что одним из их требований было «чаша для мирян» - причащение всех, а не только духовенства вином из чаши.
- Тут и началось восстание?
- Не сразу. Вначале появилась масса проповедников, призывающих свою паству препоясаться мечом и выступить против угнетателей. Они собирались на горе Табор в Южной Чехии, где чуть позднее возник одноименный город – оплот восставших. А сами участники крестьянского лагеря стали называться таборитами. И вот в 1419 году началась Великая крестьянская война в Чехии. Сначала восстание вспыхнуло в самой Праге. К этому времени помер король Вацлав IV. Римский Папа назначил на его место злейшего врага чехов – Сигизмунда. На что гуситы сразу же объявили Сигизмунда сверженным. Гнев народа обрушился на монастыри и богатые дома: они разрушались и сжигались. К тому моменту руководителем восставших стал талантливый военачальник Ян Жижка. – Михаил многозначительно посмотрел на Витю. Тот смущенно улыбнулся:
- До сих пор не могу прийти в себя от шока, который испытал сегодня днем... Но ты, Миша, продолжай.
- Хорошо. Пражские бюргеры испугались восстания. Наложили в штаны и заключили перемирие с армией Сигизмунда. Из-за этого повстанцы были вынуждены уйти из Праги и обосноваться в Таборе. В 1420 году Папа объявил крестовый поход на гуситов. Огромная немецкая армия под руководством Сигизмунда вторглась в Чехию. Но под Прагой Ян Жижка со товарищи разгромил немцев. Это усилило позиции таборитов, которые двинули свою программу, отличную от программы чашников. Чашники – крупные бюргеры и рыцари – хотели ослабить позиции церкви и расширить свое землевладелие за счет церковного. Но социальных перемен чашники не хотели. Они добивались принятия так называемых четырех пражских статей: отъема церковных земель, свободы проповеди, причащения под «обоими видами» и наказания виновных в смертных грехах. В это время табориты, которые защищали интересы низов, тоже соглашались с этими четырьмя статьями, но толковали их по своему. Они требовали полной и безусловной свободы проповеди. А главное – равенства, что выражалось в ликвидации сословий и уничтожение имущественных различий.
- Прямо коммунистический манифест. – Вставил Костя.
- К этому примитивному коммунизму прибавлялось учение о начавшемся мировом перевороте, который должен был закончится победой добрых людей над злыми...
- Да, Мишенька, помнишь эту поговорку: «добро победит зло – поставит на колени и зверски убьёт». – Улыбнулась Саша.
- Представь себе, Сашенька, именно так табориты и мыслили! Переворот они представляли, как насильственное устранение грешников и противников закона божьего. «Лично проливать кровь противников Христа и омывать свои руки в крови его врагов» – таковы были их лозунги. Так что, наряду с интервенцией, началась гражданская война. На освобожденной у феодалов земле табориты отменяли все феодальные порядки. Более того, они намеревались установить в Чехии «царство божье», при котором исчезнет всякая власть, прекратится дань и всякое государство.
- Гм... И это – задолго до Маркса и уж, тем более, до Мишеля Фуко и Делеза. – Сказал Костя.
- Более того, - Продолжал Михаил, - существующая церковь и все её порядки должны были быть уничтожены, а имущество церкви отдано народу. Табориты шли дальше Яна Гуса. Они говорили, что нет нужды и в самом Евангелии, так как новый закон Христа будет записан в сердце каждого. Упразднялось и почитание святых, и действие всех церковных постановлений, и предписания святых отцов...
- Крутые ребята! – Перебил Витя.
- Но зимой 1420 года в лагере таборитов появились расхождения. Все более выделялись крайне левые революционеры, которые назывались пикартами. Они отрицали вообще всякую собственность. Еще они утверждали, что уже наступило время тысячелетнего царствия божьего. А еще – что не существует ни бога, ни дьявола в том виде, как учит церковь, но что первый живет в сердцах добрых людей, а второй – в сердцах злых. Себя пикарты считали равными Христу, которого они считали простым человеком. У пикартов были очень мощные проповедники: Мартин Гуска, Петр Каниш, Ян Быдлинский...
- Постой! – Костя при этих словах испытал сильный поток холода вдоль позвоночника, затем опять, третий раз за этот день deja vu и присутствие Библиотеки. – Как ты назвал? Мартин Гуска?
- Да, Гуска – молодой одаренный проповедник...
- Это имя вызвало у меня какой-то мощный резонанс... Хорошо, продолжай.
- Так вот, идеи пикартов далеко не всех в Таборе устраивали. Многим они казались безбожием и кощунством. Поэтому весной 1421 года среди гуситов случился раскол. Умеренные табориты обратились к пражским магистрам с письмом о том, что Мартин Гуска и еще четыреста пикартов не хотят читать святой алтарь, выливают на землю «кровь Христову», ломают священные чаши. В результате даже Ян Жижка вынужден был сначала изгнать пикартов из Табора, а затем, под давлением чашников, казнить их. Правда, он предлагал им раскаяться, но никто из них не принял этого предложения, и все они были сожжены. Расправа с пикартами усилила позиции чашников. И хотя Жижку и таборитов ждали еще некоторые победы, через несколько лет Жижка умер, а там постепенно и все гуситское движение было подавлено. Такая история...
- Да-а, - Протянул Костя, - прав был профессор Толкачев об уретральности славян... И вообще...
- О чем это ты? – Поинтересовалась Саша. Витя с Мишей тоже посмотрели вопросительно.
- Как-нибудь позже объясню... Спасибо тебе, Миша, за разъяснения! Сегодня сумасшедший день. Пойду я домой.
- Останься еще! Оладушки еще есть... – Пробовала удержать Костю Сашенька.
- Спасибо, но я, пожалуй, откланяюсь.
- Ну и я тоже. – Сказал Витя.
— 133 —
|