В больнице мне задают кучу вопросов. На бо?льшую часть я просто отвечаю «да» или «нет». Врачу лет сорок – сорок пять, ранняя седина. Мартин лежит на каталке, которую везут санитары, я держу его за руку, идем быстро, но на бег не переходим, а врач все задает вопросы. Где-то позади слышны звуки шагов медсестры. Врач спрашивает: У него есть на что-нибудь аллергия? Нет. Аллергия на орехи? Нет. Он ел орехи сегодня или вчера? Я не знаю. Аллергия на пенициллин? Молоко, рыбу, глютен? Пылевых клещей? Кошек? Собак? Он получает какое-то лечение? Нет ли у него диабета? Он ел? Курицу, морепродукты, сырые желтки? Что он ел? Ел что-нибудь необычное? Страдает эпилепсией? Нарколепсией? Его завозят в палату, в горло засовывают шланги, делают уколы. Много уколов. Забрали кровь и впрыснули в него прозрачную жидкость. Один ил врачей стоит между мной и Мартином, пытаясь поймать мой взгляд, он спрашивает: А он мог выпить из какой-нибудь бутылки с моющими средствами? Вы нашли его на кухне, верно? Вы ведь там храните моющие средства? Да, под раковиной. Как обычно. Все там держат. Попытайтесь вспомнить, не стояли ли бутылки на полу? Какая-нибудь открытая? Какие там стояли бутылки: «Аякс», «Хлорин»? Что-нибудь на полу стояло? Вы должны вспомнить, это очень важно. Я думаю. Думаю. Вижу белый порошок. Вижу, как Мартин его находит. Ищет что-нибудь поесть. Он уже большой мальчик, сам может себе завтрак приготовить. Чего будить папу, он и сам поест. Работает телевизор, звук на минимуме, чтобы не разбудить папу. Притащил одеяло, сидит на диване. И вот он проголодался. Долго искал хлеб, может, хлопья. Что-нибудь пожевать. Залез на стул и ищет. Приходится встать на цыпочки, что-то там в коробочке? Любопытство, вечное любопытство. И вот достал. Так, наверное, и было. Может, принял за сахарную пудру. Сунул в рот. Голодненький, целую горсточку. Я качаю головой. Нет. Не знаю. Не знаю, что он мог выпить, «Хлорин» или что-то еще. Врач смотрит на меня, прямо в глаза, ну просто гипнотизирует. Как будто если он достаточно долго будет смотреть мне в глаза, все ответы на его вопросы проступят у меня на лбу. Отворачивается, меня больше нет. Аппарат работает с каким-то чмокающим звуком. Тело Мартина выгибается на носилках, затем снова замирает. Медсестра берет меня за локоть. Я сижу в коридоре. Меня попросили подождать снаружи. Так, дескать, проще будет. Они возятся уже двадцать минут. Еще один врач вошел в палату. Снова вышел, как будто куда-то спешит. Я сижу. Смотрю на руки. Потею. Если он умрет, думаю я. Если он умрет… — 160 —
|