Тайная жизнь непутевой мамочки

Потом он рассказывает мне о недавнем обеде, на котором присутствовали видные представители бизнес-сообщества и в их числе Гордон Браун[76]. Гордон Браун не умеет шутить, что поставило всех в затруднительное положение, сообщает мне Гай.

– А вы не скучаете по всей этой атмосфере? – спрашивает он. – Я все знаю о вашем прошлом! – Это сказано так, что я понимаю: он не просто так перевел разговор на мою работу.

– Иногда мне не хватает прилива адреналина, – признаюсь я, – работа режиссера полностью захватывает, к тому же я очень скучаю по своим коллегам. – Мне хочется вернуть беседу на общедоступную территорию. – Однако я рада тому, что когда случаются неприятности, мне больше не нужно сдерживать себя, я могу открыто выражать свои чувства. Правда, когда на вопрос о том, чем я занимаюсь, я говорю, что я мама-домохозяйка, я, конечно, не произвожу такого впечатления, как если бы сказала, что работаю в «Вечерних новостях». Люди главным образом хотят слушать не про меня, а про Джереми Паксмана, каков он в жизни.

– И каков же? – быстро реагирует он.

Я еле сдерживаю тяжкий вздох.

Именно это у меня первым делом и спрашивают, узнав, что я целых семь лет работала в «Вечерних новостях». Некоторые топчутся вокруг да около с хорошо подобранными вопросами, которые, как они надеются, убедят меня в серьезном интересе собеседника к проблеме процесса подготовки главных новостей и тем самым помогут выведать не публиковавшиеся ранее сведения о Джереми Паксмане. Но я понимаю это еще задолго до того, как меня соберутся спросить о нем.

– Он отличный парень. Очень яркая личность. Его все обожают, – говорю я в надежде, что этого будет достаточно. А на самом деле пытаюсь вспомнить, какой была моя жизнь до появления детей. Последнюю фразу я случайно проговариваю вслух.

Он смеется:

– Ну, мы все периодически пытаемся это вспомнить!

– Вам нравится ваша работа? – улыбаюсь я.

– Я к ней привык, – просто отвечает он. – Когда мне было двадцать, мне приходилось утверждать себя делом, и я работал как лошадь. В тридцать я стал управляющим банка и по-прежнему продолжал работать как лошадь. Я зарабатывал денег больше, чем могла потратить даже моя жена. Когда мне стукнуло сорок, я начал терять интерес. Не хочу показаться самонадеянным, но к этому времени не осталось ни одной проблемы, которую я не смог бы решить с закрытыми глазами, а делание денег перестало быть таким уж сильным побудительным мотивом.

– Только тот, кто не имеет никаких финансовых затруднений, может сказать подобное, – замечаю я.