Бегство от безопасности

Она свернула к нашему дому, вверх по подъездной дорожке.

Любовь в браке, подумал я, сохраняется до тех пор, пока муж и жена продолжают интересоваться мыслями друг друга. Она остановила машину и выключила зажигание.

– Это то, чего хочет он, правда? – спросила она.

– Кто?

– Дикки. Ему нужна мгновенная перспектива. Что бы ни происходило, он должен знать, что все в порядке.

Двадцать два

Должно быть, в его пустыне прошли дожди, так как высохшее дно озера покрылось травой, и на месте разорванных линий его памяти остались лишь малозаметные следы. На горизонте, не очень далеко, высилось дерево. Каким образом все так быстро изменилось?

Он стоял сразу за озером у подножия пологого холма, и я неторопливо приблизился к нему.

– Ты был там. Капитан? – спросил я.

– На балу? Когда ты испугался? Да.

– Я не испугался.

– А как насчет плана, как лучше сбежать, если бы они затеяли Аспириновый Тост?

– Прекрасный план, Дикки. Я почти надеялся, что это случится.

– Спасибо, – сказал он. – Он бы сработал.

– Да. Но были бы последствия.

– Мое дело было вытащить тебя оттуда, а последствия – это для взрослых.

– Они и не требовались, – сказал я. – Я мог бы выйти тем же путем, что и вошел. Без всяких объяснений, просто уйти, потому что мне не понравилось там находиться. Без погони и беспорядков, без пострадавших штор и разбитого стекла, без подъема на шесть этажей по стене в моих выходных туфлях и возращения по крышам к Лесли. Без последствий.

Он пожал плечами.

– Это значит, что ты – взрослый.

– Ты прав, – сказал я. – Это бы сработало и стало великим представлением.

Он начал взбираться по холму, как если бы на его вершине находилось что-то такое, что он хотел бы мне показать.

– Ты точно не веришь в медицину? – спросил он.

– Точно.

– И даже в аспирин?

Я отрицательно помотал головой.

– Ни капельки.

– А когда ты болеешь?

– Я не болею, – сказал я.

– Никогда?

– Почти никогда.

– Что же ты делаешь, когда тебе все-таки бывает плохо? – спросил он.

– Я приползаю из аптеки, нагруженный всевозможными лекарствами. Я начинаю с ацетаминофена и глотаю все подряд, не останавливаюсь, пока они все не закончатся.

– Если твое тело – идеальное отражение твоих мыслей о нем, почему ты лыс, как бильярдный шар? И почему ты пользуешься очками, читая полетные карты?

– Я ВОВСЕ НЕ ЛЫС, КАК БИЛЬЯРДНЫЙ ШАР! – возмутился я. – В мои мысли о теле входило облегчить расчесывание своих волос и то, что для отлично напечатанной карты вполне нормально выглядеть слегка расплывчатой, а для меня – смотреть на нее сквозь очки и считать, что так она выглядит отчетливее. Пришло ли мне это в голову, когда я, будучи тобой, каждый день мог видеть, что у папы меньше волос, чем у меня, и что они с мамой пользуются очками?