Роковое совпадение

Утром, когда мы входим в здание суда, Натаниэль не отходит от меня ни на секунду. К журналистам я, похоже, начинаю привыкать, словно к постоянной пытке: их вопросы, вспышки видеокамер — современное наказание, которое я должна пережить. В газетах появятся снимки «до» и «после», заголовки типа «Окружной прокурор осужден за убийство».

«Можете уже сейчас печатать свои статьи, — думаю я, — я сяду в тюрьму».

Как только мы подходим к двойным дверям в зал суда, я передаю Натаниэля Калебу и что есть мочи несусь в уборную, где меня выворачивает наизнанку. Я брызгаю водой в лицо, мою руки.

— Ты сможешь, — говорю я зеркалу. — Ты сможешь по крайней мере завершить это достойно.

Собравшись с духом, я прохожу через вращающиеся двери туда, где меня ждет семья, замечаю Адриенну, транссексуала, в платье на два размера меньше и с широченной, как штат Техас, улыбкой.

— Нина! — восклицает она и торопится меня обнять. — Меньше всего мне хотелось сюда возвращаться, но, дорогуша, я пришла в суд из-за тебя.

— Тебя выпустили?

— Еще вчера. Не знала, успею ли: все эти проволочки с освобождением заняли времени больше, чем операция по смене пола.

Неожиданно Натаниэль втискивается между нами и пытается взобраться на меня, как на дерево. Я беру его на руки.

— Натаниэль, познакомься, это Адриенна.

Его глаза сияют.

— Я столько о вас слышал.

Трудно сказать, кто больше изумлен присутствием Адриенны — Натаниэль или Калеб. Но прежде чем я успеваю что-то объяснить, ко мне спешит Фишер.

Мы переглядываемся.

— Сделайте это, — говорю я.

Квентин обнаруживает, что в зале суда его ждет Фишер.

— Нам нужно переговорить с судьей, — негромко говорит он.

— Я не стану предлагать ей раскаяться, — отвечает Квентин.

— А я и не прошу.

Фишер поворачивается и направляется в кабинет судьи, даже не убедившись, что прокурор следует за ним.

Через десять минут они стоят перед судьей, а свидетелями выступают оскаленные морды убитых на сафари животных.

— Ваша честь, — начинает Фишер, — этот процесс тянется так долго, что совершенно ясно: присяжные не смогут прийти к единому мнению. Я переговорил со своей подзащитной, и, если мистер Браун не возражает, мы бы хотели предоставить решать это дело вам, ваша честь, чтобы вы взвесили все улики и вынесли вердикт.

Что ж, Квентин ожидал чего угодно, только не этого. Он смотрит на адвоката защиты как на сумасшедшего. Никто, разумеется, не в восторге, когда присяжные не могут принять единогласного решения, но позволить судье единолично решать исход дела — значит строго придерживаться буквы закона: в данном случае это намного выгоднее обвинению, чем защите. Фишер Карринтон только что преподнес Квентину обвинительный приговор на блюдечке.