|
Он согнулся пополам, беззащитный, и у меня было достаточно времени, чтобы решить: сломать ему нос или челюсть. Я ударил согнутым локтем правой под челюсть, с разворотом всего плеча и «доходом» бедра, усиливающими удар вдвое. Крови почти не было, но только сухожилья удержали его рот от того, чтобы он не разлетелся в разные стороны. Хруст от ломаемых костей был тихим, но он, кажется, парализовал парня в рыжей кепке. Тот так и стоял с открытым ртом, подставляя мне горло под удар ребром ладони. Но его горло было мне не нужно. В том, что должно было с ним произойти, виноват был не я, а его собственная жизнь. Мне нужна была его правая руку. Рука, торгующая смертью. Я потянул его за руку своей правой рукой, а левой слегка подтолкнул в плечо. Правая рука подонка вытянулась в струну, и уже одним этим, я мог бы вывихнуть ее. Он я левым запястьем ударил его под локоть, и потому, как неправдиво вывернулся этот локоть вверх, а из глаз брызнули слезы, понял, что рука сломана надолго. Может навсегда… …Потом я вернулся к машине, и никто ничего не сказал. Кроме Петра: – Тебя не было четыре минуты… В Москву мы приехали через два с половиной часа. Без всяких приключений. Оставалось решить – что делать дальше. Времени на второе начало, нам было не отпущено… Художник Андрей Каверин…Мы обдумали все, что можно было обдумать, и поняли, что единственное, что нам остается – это действовать необдуманно… Не смотря на то, что числюсь инструктором отдела культуры районной управы, и, в какой-то степени, являясь чиновником, я не люблю наших чиновников. Но еще больше, я не люблю наших чиновниц. Район, в котором я живу – почти Кутузовский проспект – место пристойное и завидное. В нем полным полно чиновников, пришлых, новых и доморощенных. Моя одноклассница, Лидка Нарокина, была какое-то время помощником какого-то депутата от фракции Народовластие – существовала когда-то фракция под таким не понятным нормальному человеку названием, и служила для того, чтобы водить остальных человеков за нос. В этом нет ничего странного. Уже много лет, терминология наших политиков, для меня – тайна за семьюдесятью семью печатями. Слышу, например, что власть должна принадлежать народу, и никак не могу добиться ответа – какая власть: законодательная, исполнительная или судебная? Самое удивительное то, что вразумительного ответа, я не могу добиться и от тех, кто это говорит. Может, они тоже не знают? Или: земля должна принадлежать народу. Если народу, значит и – мне. Выходит, я должен заботиться о том, чтобы земля, эта самая, правильно эксплуатировалась, приносила прибыль и так далее. — 62 —
|