|
Жена: Помню, он постоянно нападал на тебя. Мисима: Он бродил по дому, притворяясь, что любуется нашей новой мебелью. Как управляющий универмагом ходит по демонстрационному залу и называет цены, так он перечислял предметы нашей обстановки. (Показывает мечом.) Эта подделка под эпоху Людовика Четырнадцатого дорого стоит; вот рококо в исполнении тайваньских мебельщиков, вы отдали за него бешеные деньги; вот часть обстановки китайского ресторана… Он был прав, наша мебель действительно выглядит претенциозно и состоит из одних подделок. Жена: Ты никогда больше не разговаривал с ним? Мисима: Он оказался страшным сплетником. Йосида Кеничи повсюду рассказывал, какая безвкусная мебель стоит в доме гея, стремящегося завоевать репутацию нормального человека. Жена (обращается к Матери): Я никогда прежде не слышала от него ничего подобного. Это выходило за рамки обычного для него черного юмора, к которому я уже привыкла. Мать: Ты должна была заметить, насколько он взволнован и встревожен. Для чего еще нужна жена? (Мисима вынимает меч из ножен.) Жена: Он вышел во дворик, за которым располагался сад. Лунный свет освещал статую Аполлона и солнечные часы со знаками зодиака. Мисима: По ночному небу бежали облака, заволакивая луну, словно пленка. Мать (спускается со Сцены 2 на Сцену 1): Я слышала, как порывы ветра каракадзе били ему в обнаженную грудь. Жена: Нет, порывы ветра хлестали огромную уродливую статую Аполлона. Каракадзе свистел и завывал вокруг нее. Я видела, как его мать, скользя, медленно приближается к нам (показывает на Мать). Нелепый призрак в лунном свете, как будто сошедший со сцены театра Кабуки. Ее голос казался мне нереальным, он действовал на нервы, словно неотвязный ветер. Она извинилась перед сыном за то, что предстала перед ним в неподобающем кимоно. Мать: Неправда. Я не извинялась за то, что была неподобающим образом одета. Я просто сказала, что только что встала с постели, потому что меня охватила тревога. Мисима: В лунном свете она выглядела моложе и казалась очень красивой, красивее, чем была тридцать лет назад. Я помню, что, когда мне был год от роду, я запутался в подоле твоего кимоно, упал с лестницы и рассек бровь. Мать: Ты ошибаешься. Все было иначе. Твоя бабушка не разрешала тебе подниматься к нам на второй этаж по лестнице. Но однажды, когда мы занимались своими делами и оставили тебя без присмотра, ты все же вскарабкался по лестнице. (Дотрагивается до брови Мисимы.) У тебя шла кровь из ранки. На всю жизнь на твоей брови остался шрам. — 446 —
|