Полужизнь

два человека за его столиком находятся в напряженных отношениях и что его

присутствие на обеде должно было сыграть роль смягчающего фактора.

Разговор вертелся в основном вокруг еды. Побеседовали и о Вилли.

Роджер держался с безупречной любезностью, но в обществе Пердиты у него был

измотанный вид - глаза потускнели, со щек сошел румянец, былая открытость

пропала, над переносицей залегли тревожные, едва заметные морщинки.

Они с Вилли вышли из кафе вместе. Роджер сказал:

- Устал я от нее. И от той, что будет за ней, устану, и от следующей

тоже. В любой женщине так мало интересного. А миф об их прелести! Это их

крест.

- Чего она хочет? - спросил Вилли.

- Хочет, чтобы я не тянул с этим делом. Женись на мне, женись, женись.

Стоит мне на нее посмотреть, и я будто слышу эти слова.

- Я тут написал кое-что, - сказал Вилли. - Последовал твоему совету.

Может, ты почитаешь?

- А стоит ли рисковать?

- Мне бы хотелось, чтобы ты прочел. Рассказы лежали у него во

внутреннем кармане пиджака. Он отдал их Роджеру. Через три дня от него

пришло одобрительное письмо, и когда они встретились, Роджер сказал:

- Очень оригинально. Совсем не похоже на Хемингуэя. Больше на Клейста.

Отдельно взятый рассказ, может, и не произвел бы впечатления, но вместе они

действуют. Чувствуется что-то угрожающее. И фон мне нравится. То ли Индия,

то ли не Индия. Тебе надо продолжать. Если сделаешь еще страниц сто, можно

будет подумать и о том, куда это пристроить.

Теперь писать стало труднее, но рассказы все же получались - по одному,

по два в неделю. Когда Вилли начинал замечать, что ему не хватает

материала, что в памяти не осталось хороших киноэпизодов, он отправлялся

смотреть старые или иностранные фильмы. Он ходил в хампстедский "Эвримен" и

в "Академию" на Оксфорд-стрит. За одну неделю он три раза посмотрел в "

Академии" фильм "Детство Максима Горького". Сравнивая то, что происходило