Полужизнь

широкий, темный коридор, где пахло застарелой грязью, а на стенах до сих

пор висели газовые рожки. Обои под потолком были почти черные; линолеум на

полу вытерся и стал почти бесцветным, только кое-где по краям уцелел

первоначальный узор. Лестница в конце коридора была широкой, в старинном

стиле, но на деревянных перилах лежал слой глубоко въевшейся грязи. На

лестничной площадке, под немытым окном с трещиной, валялся мусор.

- Это не "Ритц", но народ здесь дружелюбный, - сказала Джун.

Вилли не был в этом так уж уверен. Большинство дверей были закрыты. Но

пока они шли наверх - лестница становилась все уже и уже, - то там, то сям

двери чуть приоткрывались, и Вилли видел в щелях хмурые, морщинистые,

желтые лица каких-то древних старух. Отъехав совсем немного от Марбл-Арч,

они словно очутились в другом городе, - словно другое солнце светило над

колледжем, где учился Вилли, словно под парфюмерным прилавком в "Дебнемз"

лежала другая земля.

Комната, которую отперла Джун, была маленькой; на ее дощатом полу,

застеленном газетами, лежал простой матрац. Здесь были стул, полотенце,

голая лампочка под потолком и мало что еще. Джун неторопливо разделась. Для

Вилли это оказалось чересчур.

Он вряд ли даже успел что-то почувствовать. Буквально через несколько

секунд для него все было кончено - после стольких дней подготовки, после

всех затрат, - и он не знал, что сказать.

Позволив ему положить голову на свою пухлую руку, Джун сказала:

- Один мой приятель говорит, с индийцами так часто бывает. Это из-за

того, что у вас браки планируют. Вроде как и стараться не нужно. Мой отец

рассказывал, что его отец объяснял ему: "Сначала удовлетвори женщину. А

потом уж думай о себе". Вряд ли кто-то говорил тебе что-нибудь в этом духе.

Впервые в жизни Вилли подумал о своем отце с состраданием.

- Дай мне попробовать снова, Джун, - сказал он. Он попробовал снова.