Полужизнь

стремился открыть что-нибудь более постоянное, поскольку армия, на которой

держался этот промысел, могла в любой момент сняться с места.

Однажды я увидел среди накрашенных и разодетых девушек дочь плотника

Жулио - ту самую маленькую горничную, которая в первое утро после моего

приезда отставила метлу, села в высокое мягкое кресло и попыталась завести

со мной вежливую беседу. Позже она сказала мне, что у нее в семье каждый

день едят одно и то же и что, когда ей сильно достается от пьяного отца,

она никак не может заснуть и долго ходит туда-сюда по своей маленькой

комнатке. Потом у нас говорили, что эта девушка начала пить, как ее отец, и

что у нее вошло в привычку не ночевать дома. Наверное, сюда ее привела

какая-нибудь подруга, так же как меня - Альваро.

Я мгновенно решил притвориться, что не замечаю ее; и она, похоже,

приняла такое же решение. Вышло, что мы встретились и разошлись как чужие.

Я никому не сказал о ней; и она, в следующий раз столкнувшись со мной в

поместье, не сказала ни слова и ни единым жестом не дала понять, что узнала

меня в ту ночь. Не округлила глаз, не подняла бровей, не поджала губ. Позже,

когда я думал об этом, у меня возникло чувство, что именно тогда я и

предал Ану, запятнав ее, так сказать, в ее собственном доме.

x x x

Четы Коррейя не было целый год. А потом мы узнали - каждая семья своим

окольным путем и не все одновременно, - что Жасинто умер. Он умер во сне, в

какой-то лондонской гостинице. Альваро встревожился не на шутку. Теперь он

не знал, что его ждет. Он всегда имел дело с Жасинто и подозревал, что

Карла его не любит.

Примерно через месяц Карла снова появилась среди нас и стала ездить по

знакомым, пожиная сочувствие. Опять и опять рассказывала она о том, какой

внезапной была эта смерть, о предпринятом ими накануне походе по большим

универмагам, об открытых пакетах, в беспорядке наваленных у кровати,

которой суждено было стать смертным одром бедняги Жасинто. Сначала она