— Привет, Дэн. Ты бы со своими вывертами где попало не засвечивался, а не то ставка страховой премии взлетит у тебя под облака. — Страховой премии? — не понимает Стефани. Я пускаюсь объяснять ей, что страховая премия всегда повышается, если с тобой произошел несчастный случай или, допустим, на принадлежащем тебе участке имеется какое-то оборудование, представляющее повышенную опасность,— скажем, бассейн с трамплином для прыжков в воду, но после первых нескольких фраз я бросаю эту затею — все впустую. Может, дело в том, что Стефани просто напрочь лишена чувства юмора? Пока я разжевываю для Стефани специфические тонкости «страхового юмора», у меня на глазах разыгрывается престранная сцена. Джасмин, упираясь задом в край кухонного стола, роняет лицо в ладони и судорожно втягивает в себя углекислый газ, выдохнутый в припадке безудержного хохота. Тем временем Моник (на ее компактной пудре успел появиться очередной след от ногтя) стоит подбоченившись и осуждающе покачивает головой — дескать, какая же вероломная тварь этот Дэн. В этот момент, ни раньше, ни позже, они обе встречаются глазами, и я мгновенно забываю о Стефани со всеми ее недоумениями, потому что вижу, что мама начинает плакать, а Моник протягивает к ней руки и бережно заключает ее в свои молодые объятия. Позади них в гостиной дедушка поджигает выдавленный в плошечку «Китти-крем»®. Язычки пламени пляшут на его поверхности, как крошечные, в стельку пьяные, синие привидения. 37 Внимание съемочной бригаде новостей Шестого канала: масса событий за минувший промежуток времени. Гармоник, Стефани и я жмем на педали велотре-нажеров в тренажерном зале «Железный пресс». — Лично я тренируюсь, чтобы тело у меня стало жилистым,— заявляет Гармоник: сегодня он для разнообразия перешел из «древнеанглийского» режима в «научно-фатастический».— И не привлекало космических пришельцев, когда они вторгнутся в нашу вселенную. — Нельзя ли попонятнее, Гармоник? — Логика элементарная. Мясо каких коров ты предпочитаешь в своем рационе? Японских, верно ведь? Тех, которые мало двигаются, а вместо этого подвергаются пивному массажу. Мясо у них нежное, сочное, вкусное. Кто позарится на беговых лошадей? Никто. — По-моему, тебе в любом случае можно не бояться, что тебя съедят пришельцы. — Почему это? — Потому что старый ты уже — двадцатник разменял. Ребята, которые помоложе, на вкус будут в сто раз лучше. Нежненькие, не то что ты. — Ничего подобного. — Да-да! — Он прав,— говорит Стефани, отирая пот со лба и рассеянно перелистывая страницу закапанного потом журнала <Вог>.— Когда тебе двадцать, в тебе уже столько копоти, и всякой химии, и ор-монов — ты уже невкусный. — 95 —
|