|
*Известные лондонские гангстеры 1950—1960-х гг. — Примеч. пер.
Она игриво хихикает, оглядывается, не смотрит ли кто, и шепчет:
— В полночь, у тебя?
— Горю желанием, — произношу я самым многообещающим тоном.
Синти не заставляет себя долго ждать: едва вытурив посетителей и повесив замок, я слышу знакомый стук в заднюю дверь. И вот мы уже в спальне, срываем друг с друга одежду как парочка подростков. Пышные телеса Синти заполняют все вокруг, мы сливаемся в потный ком, и она взрывается, как заправская бомба с часовым механизмом. Чесать-молотить!
На следующий день проклятые дожди немного поутихли, но голова после вчерашнего гудит вовсю. Синти не осталась — набрехала своему старику, что играет в карты с подружками, вот и смылась ни свет ни заря. Я тоже не стал слишком долго валяться. Прогулялся по городку, закупил хорошей рыбы прямо с лодки, а потом взял да и позвонил своей бывшей в Уолтон-на-Темзе. Не успел я двух слов сказать, как эта сонная корова заявляет, неплохо, мол, чтобы Эмили провела у меня часть школьных каникул. Иными словами, «мне надо потрахаться, и я не хочу, чтобы дочка путалась под ногами».
Финтит, грязная старая карга!
Все настроение испоганила, ей-богу. Но не стоит падать духом, главное, спокойствие и порядок. Сажусь в машину и качу на ту сторону, к фрицам, сначала по прибрежному шоссе номер один, потом в объезд этой паршивой помойки — Пуэрто-дель-Росарио. Как только сворачиваешь на шоссе номер двадцать и берешь на юг, к Гран-Тарахалу, попадаешь в совсем другой мир. Эта часть острова гораздо красивее, и здесь в основном обосновалась немчура. Едешь и думаешь: кто, черт побери, войну выиграл? Паркуюсь возле любимого ресторанчика, захожу внутрь... Дохлый номер. Знакомой официанточки нигде не видно — наверное, сегодня не работает. Ладно, переживем, зато есть камбала на гриле.
Хороший обед прибавляет мне сил, и я возвращаюсь в паб. Мой партнер уже на месте, вскоре появляется и Синти.
— Как у тебя с Марси? — спрашиваю Роджа тихонько.
— Да нет у меня ничего с Марси! — раздраженно фыркает он.
Вот придурок, и чего злится? Можно подумать, это для кого-нибудь тайна.
У бара трется парочка сомнительных типов. Здоровый громила, стриженный ежиком, в зеркальных очках, и пронырливого вида коротышка с бегающими глазками и сальными волосами, зачесанными назад. Этот расфуфырен как педрила: в ушах серьги, золотые цепи на шее, браслеты на запястьях, пальцы все в перстнях. Однако меня больше заинтересовал их разговор. Вообще-то я не люблю совать нос в чужие дела, но когда стоишь за шторкой в конце стойки и типа проверяешь счета, слышно почти каждое слово, а эти козлищи думают, что я в задней комнате. Стою я так, значит, пролистываю амбарную книгу, а сам уши навострил.
— ...Ей кое с кем придется порвать, чтобы пролезть наверх.
Не буду называть имен, но у девки все шансы стать звездой; жаль, если не сложится из-за лишних слухов... — Похоже, это говорит золоченый коротышка с лицом хорька.
— Ты про Грэма, что ли? — Стриженый здоровяк хрипит, как злодей из телесериала.
У его собеседника голос тонкий, гнусавый и насквозь фальшивый.
— Я же сказал, без имен, хотя шапка впору...
— Короче, спаси ее от самой себя, Трев.
— Вот потому я с ней и поужинаю, за бутылочкой винца поговорим серьезно...
— Серьезно?..
— О ее будущем. Не хочу, чтобы она его просрала. Ей нужна дисциплина, твердая рука. Иначе пиши пропало.
— Лишняя доброта вредит.
— Именно, Крис, в самую точку. Так что если Грэм исчезнет, это сильно облегчит мне работу.
Громила долго молчит.
— Исчезнет... Не просекаю: исчезнет из ее жизни или исчезнет насовсем?
— Все равно, — отвечает коротышка, тихо и едва разборчиво.
— Она ж расстроится, Трев.
— На время, Крис, на время. Поплачется в подставленное крепкое плечо и быстро придет в себя...
Тут подскакивает Синти и что-то вопит, откидывая занавеску. Тупая корова! Отморозки дружно поворачиваются и застывают, видя меня за стойкой. В их угрожающих взглядах ясно читается: «Что ты слышал?». Я старательно пролистываю книгу, но щеки предательски горят.
— Да, милая? — спрашиваю рассеянно.
— У нас не хватает «Сан-Мигеля» и «Короны»!
— А где Родж? — удивляюсь я, будто не в курсе.
— Отлучился ненадолго.
Знаю я, куда он отлучился, кобель гребаный!
— Черт побери, детка, неужели нельзя оставить меня в покое? — Погруженный такой весь вдела, я поворачиваюсь к подозрительной парочке, будто только что их заметил, и с улыбкой киваю. Здоровяк натянуто улыбается в ответ, зато глаза плюгавого коротышки пронзают меня насквозь. — Я что, один
должен всем заниматься?
Бросаю книгу и топаю вниз по ступенькам, ругая на чем свет стоит идиотку Синти и всех баб заодно.
Бандюганы, долбоебы хреновы. Всегда терпеть их не мог, даже дома. Нет, не то чтобы сам без греха, но от всяких гангстерских распальцовок просто с души воротит. По большей части эти типы — тупые вонючие качки, а ведь приходится им поддакивать, смеяться над их блядскими шуточками.
Наконец, отморозки допивают и уходят. Прилизанный тип, увешанный золотом, кивает мне на прощание с таким видом, что я долго потом себе места не нахожу.
К ночи в пабе становится спокойнее, и мы с Винсом и Бертом усаживаемся раскинуть картишки. Забавно думать, что, удерживая Берти, я тем самым помогаю Роджу пялить его жену. Ну, не знаю... Что касается Винса, то он парень нормальный, из Манчестера или откуда-то рядом. Здесь занимается сдачей внаем недвижимости. Скользкий тип: вечно разъезжает по делам, и денег полные карманы. Берти держит лавочку спортивных товаров, но куплена она, боюсь, не на трудовые доходы. Тот еще жук, вечно дергается, едва в бар заходит кто незнакомый.
Мы с Винсом на пару подкалываем Берти.
— Ты что, за всю жизнь не имел гомосексуальных контактов? — удивляюсь я.
— Конечно, нет! — отвечает Берти с оскорбленным видом.
Я недоверчиво качаю головой, разглядывая карты.
— Надо же, тебе сороковник ломится, а ни разу не пробовал.
Берти оглядывается на Винса. Тот с загадочной улыбкой пожимает плечами.
Берти явно встревожен.
— Че-е-го? — Он снова поворачивается к Винсу. — Ты, что ли, пробовал?
Винс презрительно щурит свои большие глаза.
— А то... — цедит он с манчестерским говорком. — В жизни надо все испытать.
Берти давится пивом, кашляет и отставляет кружку, изумленно глядя на Винса.
— Не может быть... — Он поворачивается ко мне. — А ты?
— Черт побери, мне тридцать девять стукнуло, — хмыкаю я. — Не всем же быть монахами-отшельниками.
— Я не отшельник, — протестует Берти, голос его срывается.
— Ну да, конечно. — Винс иронически качает головой.
— Вообще-то если хотите знать... — смущенно мямлит Берти. — Один раз...
Мы с Винсом придвигаемся поближе, навострив уши. Недоумок описывает свое приключение в каком-то голубом притоне в Клапэме. Даем ему закончить и разражаемся дружным хохотом.
— Вот как, значит? Ну-ну... Эх ты, мы же пошутили!
Нокаут! Всегда подозревал, что старина Берти голубой. Тычу в него пальцем и хихикаю.
— Гомик! Педрила сраный!
Берти умоляет нас никому не рассказывать. Он, мол, просто растерялся от наших неожиданных «признаний» и все выдумал, чтобы не выделяться из компании. На самом деле, зная Берти, в это легко поверить, но мы ничего не хотим слушать — гомик, и все тут! Однако, видя, в какой он панике, обещаем держать язык за зубами.
Само собой, на следующее утро в пабе только и разговоров, что об этой истории. Кто-то проболтался — поди узнай кто. В общем, мы с Винсом теперь для Берти — главные враги. Слух дошел до Марсии, и она в страхе перед СПИДом наложила полный запрет на постельные отношения, хотя, судя по всему (вернее, по словам Роджа), она и раньше-то мужа не слишком баловала. Короче, Берти теперь занят сбором доказательств своей невиновности. Хрен он вывернется; я, во всяком случае, помогать не намерен.
После закрытия является ко мне с претензиями.
— Один из вас проболтался! — гонит Берти с места в карьер. — Все в баре об этом знают. Даже Марсия...
— Чушь. Я ничего ей не говорил. От кого она услышала?
— От какого-то мужика в баре!
— От кого именно?
— Понятия не имею. Она не говорит.
— Ну, это слишком неопределенно, — качаю я головой. — А с чего бы ей не сказать?
Таким недоумкам, как Берти, как бы они ни разорялись, надо просто задавать вопрос за вопросом — это быстро приводит их в себя.
— Да не знаю я! — твердит он как попугай, весь на нервах.
Я снова качаю головой.
— Подозрительно это, старина.
— Почему? Что подозрительно?
Так и тянет рявкнуть: «Да ты сам подозрительный, жоподрал сраный!», но приходится все ему разжевывать. Старый добрый Берти, благослови его бог, сообразительностью не блещет.
— Если бы моя кошелка заявила, мол, говорят, что я торгую задницей, я бы уж постарался выяснить, кто именно. «Все в баре» меня не устроило бы. Первым делом я спросил бы себя: кому выгодно, чтобы она так думала?
Кажется, дошло. Берти шумно втягивает воздух.
— Значит, к ней ходит Родж?
— Похоже на то.
Он разворачивается и бежит прочь — глаза выпучены, как яйца у бультерьера. Судя по всему, готов натворить дел. Не тот он, конечно, человек, но из-за юбки чего только ни бывает — состояние аффекта и все такое. Вспомните Древний Рим: Цезарь, Марк Антоний, Клеопатра... Впрочем, из-за бабы не только великие империи рушились. Немало уютных питейных заведений разорилось в пух и прах после того, как хозяина или его благоверную нашли не в той постели. На самом деле я сам шепнул Роджу про маленький секрет нашего дурачка, прекрасно зная, что он тут же доложит Марсии. Теперь, по моим расчетам, Родж сделает ноги, а поскольку Берти на неопределенное время отказано в доступе к телу, то наступит светлый час вашего покорного слуги.
Утром сижу довольный собой, и вдруг звякает мобильник, высвечивая сообщение. Трез, корова старая... Чего ей понадобилось?
Читаю: «Позвони мне на домашний с четырех до шести. Срочно».
Вот ведь скупая карга!.. Принимаю душ, потом делаю себе бутерброд с сыром, помидором, салатом и майонезом. Беру телефон и набираю номер. Короткие гудки... черт, забыл, международный звонок, ноль после кода страны не нужен. Опять тыкаю в кнопки — и попадаю на автоответчик: «Ни Терезы, ни Эмили сейчас нет дома. Оставьте, пожалуйста, сообщение, и мы вам обязательно перезвоним».
— Трез, это я, Микки. Ты просила между четырьмя и шестью, но, поскольку срочно, звоню сразу. Не...
— Майкл, — отвечает она; похоже, эта стерва все время сидела у телефона. Да за кого она меня держит?! — Как поживаешь?
— Очень занят. Что стряслось? Эм в порядке?
— Ну, ясно, обо мне ты никогда не беспокоился... Эм совсем от рук отбилась. В общем, посылаю ее к тебе.
Сегодня жарко, но, похоже, крови в моих жилах об этом никто не доложил.
— То есть как? Черт побери, у меня ведь паб...
— Не можешь выкроить время для собственной дочери? Замечательно. Я ей так и скажу.
Вот зараза, только бы поиздеваться!.. Делаю глубокий вдох.
— Надолго?
— Понятия не имею. Она вылетает завтра в четверть девятого из Гатвика, прибытие в половине первого.
— Нельзя же, черт возьми, вот так, не обсудив со мной, вдруг... У меня куча дел!
— А у меня их нет, по-твоему?
Да, тут она в своей стихии. Знает, сучка драная, что я ничего не могу поделать. Не прогонять же дочку вон.
— Слушай, ты же понимаешь, надо было хотя бы предупредить, а не ставить перед фактом. Трез, дай покой...
— Нет, Микки, это ты дай покой! — Господи, кого хочешь доведет до белого каления! И как я терпел столько лет, просто святой!.. — Эм хочет с тобой повидаться. Никакого с нею сладу, только настроение портит нам с Ричи.
Опаньки!..
— Так вот в чем дело! Ты со своим кобелем...
— Я все сказала. — Сквозь холодный тон пробивается самодовольное ликование. — Завтра в аэропорту встречай дочку.
— Трез... — Я уже умоляю. — Тереза...
Тут она вешает трубку. Сука. Снова набираю номер. «Ни Терезы, ни Эмили сейчас нет дома...». Чесать-молотить! Плюю и спускаюсь по лестнице в бар. Нокаут! Бейкер лежит на помосте без движения. В голове пусто. Наливаю себе двойной скотч. Синти прищуривается.
— Не слишком ли рано?
— Утро что-то не задалось, — ворчу я, направляясь в подвал.
Она провожает меня взглядом, подбоченившись, похожая на роскошную вазу.
Внизу уютно и всегда прохладно — самое подходящее место, чтоб подзарядить батарейки. Спокойствие и порядок. Внезапно слышится шорох, по полу пробегает здоровенная мохнатая крыса, направляясь к поддонам, уставленным пивом. Хватаюсь за швабру, и тут снова звякает мобильник. Черт возьми! На этот раз сообщение от Сеф, греческой смугляночки, с которой мы вволю потрахались прошлым летом. Приезжает в пятницу на две недели... Боже, как все сложно!
Длинношерстая тварь уже исчезла в углу. Сижу в подвале и размышляю о своей жизни. Она вся здесь, в бочках и пирамидах бутылок. Все мои капиталы вложены в запас спиртного на продажу. Расслабуха, кайф, надежда на удачу — вот чем я торгую. Сколько уже пташек угодили в мои силки благодаря этому самому славному из наркотиков? И не сосчитать...
Стряхиваю дурацкие мысли и поднимаюсь по лестнице. Подходит Синти, прижимается ко мне. По глазам видно, что хочет. Так и есть.
— Когда мы увидимся?
— Сегодня у меня. Без четверти двенадцать, — рассеянно отвечаю я, обшаривая взглядом бар в поисках незнакомцев.
Ничто так не отталкивает женщину, как равнодушие. Надо хотя бы делать вид. создавать иллюзию.
— Что стряслось? — с тревогой спрашивает она.
— Да так... — Ладно, выложу все начистоту. На душе до сих пор скребут кошки, хотя сообщение от Сеф доказывает, что за неприятностями всегда следует светлая полоса. Только уж очень быстро на этот раз, придется кое-что разгрести. — В общем, моя бывшая присылает сюда нашу дочурку. И куда прикажешь деть девчонку-подростка? — Снова оглядываю бар, потом киваю наверх. — Квартирка-то крошечная.
Синти задумчиво выпячивает губы.
— У тебя есть свободная комната...
— Да какая она свободная — вся завалена вещами! И кровати нет.
— У меня есть раскладушка, можешь взять, — радостно предлагает Синти. — Вечером приду, помогу прибраться. А сколько твоей дочери лет?
Какая все-таки Синти славная.
— Тринадцать... Самый психованный возраст.
— На все каникулы?
— Похоже, так.
Синти задумывается. У нее нет детей — с мужиками не везло. Первый, по ее словам, был полный ублюдок, скряга, каких свет не видывал. Не хотел лишних ртов. Номер два за все годы так никого ей и не сделал, а теперь утешается гольфом. Что-то уж слишком она оживилась, узнав о приезде Эм... Впрочем, если они поладят, у меня будет больше времени для некой молодой особы из Греции.
Интересная девчонка эта Сеф. Мы познакомились прошлой зимой, она в первый раз сюда приехала. Говоря по правде, усики на женском лице не пробуждают во мне желания, но после нескольких «Джеков Дэниелсов» она могла быть кем угодно, хоть вонючим талибом. Летом несколько раз ей впендюрил, а потом еще в ноябре — там, у них, когда «Олимпиакос» принимал «Челси» в Лиге чемпионов. Мужики в Афинах падали от зависти, когда я прогуливался с этакой телочкой под руку. Хрен с ними, с усиками, зато волосы длинные, черные, до самой задницы. Даже дурацкие большие очки, как у Наны Мускури, не портили мне удовольствия. Такие вот дела: с какого-то возраста начинаешь находить в этом кайф. Особенно когда смотришь много порнухи. А вообще-то усики и удалить можно...
— О чем задумался? — спрашивает Синти.
Гляжу на внушительные складки между ее топиком и шортами. Сплошной целлюлит, но загорелая кожа на удивление его скрывает. Пробую двумя пальцами.
— Похоже, ты теряешь вес, милая.
Подбоченившись, Синти вертится перед зеркалом над стойкой.
— Честно?
— Ну.
— А на весах совсем другое, — сетует она и изворачивается, рассматривая свой зад.
Родж удивленно поднимает брови, глядит на нас из-за стойки общего бара и продолжает наливать пиво двум козлам, которые пришли с женами. Вид у него виноватый. Интересно, Берти с ним уже побеседовал?
— Домашние весы — ерунда. — Я засовываю кусок пиццы в микроволновку. — Всегда врут, разве можно на них полагаться?
— Нет, ты прелесть, Микки. Знаешь, Бен только и делал, что придирался. Орал, что я толстая... А Том вообще не видит во мне женщину.
Я подхожу и прижимаю ее к стойке.
— Просто не у всех есть вкус... — Расстегиваю молнию на шортах и запускаю руку внутрь, поглаживая густую поросль.
— Майкл!
— Нехорошая девочка, совсем без трусиков... — Теперь уж дураку ясно, что ей сегодня требуется.
— Не надо, Майкл, вдруг кто-нибудь зайдет, — протестует она. Я задираю ей топик — обнажаются пышные груди, не оскверненные бюстгальтером.
— Пожалуй, ты права, — со вздохом говорю я, слыша вдалеке шаги Роджа.
— 9 —
|