27. Гибель Амброза

Ох, и славно же мы вчера оторвались в Керколди! А потом тусняк продолжился в Гленротсе. Дженни просто кипятком писала: забила тучу косяков, да и коки пару дорог засадила. Хотя Гленротс — это, конечно, давным-давно не Файф. В шестидесятые сюда понаехали всякие из Глазго, но даже теперь, хотя живут здесь уже дети их детей, все никак не ассимилируют с местным населением. Вместо этого по Гленротсу шляются и выеживаются настоящие пацаны из Файфа, напустив на себя вид бездельников из большого города и натянув стильные ботинки а-ля футбольные бутсы. Да уж, не каждой революции здесь суждено отстоять свои завоевания. Ну как, например, обломались, пытаясь сохранить местных рыжих белок и защитить их от на-шествия этих серых американских тварей.

А еще, сердцем чую, Том на меня бычится. Кажись, просек, что я тру его наследницу: звонит утром ни свет ни заря, вызывает. Поэтому Кинг отправляется сегодня на выход спозаранок. Дженни обычно ворчит, когда я рано. Но оказалось, что ей надо везти мать в город.
Том дал мне запасной ключ, и в его дом теперь захожу как к себе. Может, думаю, удастся прихватить Дженни да потискать. Хрена с два! Дома ни души, она уже укатила в Эдинбург шататься по магазинам с мамашей и мелкой паршивкой Индиго. Зато меня ждут ключи от машины и записка:
Поехали поуздом. Если хочешь бери машину. Целую, Дж.
Что ж, машина так машина! А свожу-ка я собаку на побережье в наш стильный Аби-Даби*, жара сегодня стоит нехилая. Погодка прямо-таки летняя.
Вода — ни дать ни взять почистили для королевских особ. Куда там мерзкой жиже, которая скапливается в устье Форта. Прозрачно-голубая и спокойная, что твоя выдрессированная сука. Ну, думаю, кому будет хуже, если я возьму, скажем, вот этот вот обрубок ветки да метну в воду. Пусть пес потренируется палку приносить. Да и охладится заодно, вон как язык вывалил. А то неровен час охуеет собачка от жары, да и отхватит какому-нибудь бедолаге полсардельки. А как, не дай бог, мне? Нет, когда в штанах все на месте, тебе и черт не брат. Главное, догнаться, и, считай, любое дело сделано. Но кому ты на хер нужен с половинкой сардельки? Тем более в Файфе?

* Так Джейсон называет Абердур, живописную деревушку на побережье, на юге Файфа. Местная историческая достопримечательность. — Примеч. пер.

У Амброза от жары бока так и ходят. Пожалел я его, короче.
Так вот, поднимаю я длинную, склизкую от тины палку и, раскрутив, швыряю изо всей дурацкой мочи. И глазом моргнуть не успел, а эта псина уже сиганула за палкой в море, только уши над водой появляются. Вот тебе, бля, и утраченные гены ретривера!
Как вспомню, так вздрогну: сволочь Амброз прет за палкой, не оборачиваясь, я зову его, ору так, что глотка разрывается. Ну и... и все, собственно.
И вот стою я на берегу один, как опездал. А краса и гордость бандита-бизнесмена Тома Кахилла, его бойцовый пес, плывет, наверное, кверху лапками, чтоб всплыть со временем в каком-нибудь амстердамском канале!
Так, сначала я отъебал его дочку, а теперь еще и собаку утопил!
У меня сейчас башка треснет. Крутится в ней только одна мысль: никто не видел, как я приехал, никто не видел, как я уехал. Дома у Кахиллов я хозяйничал в одиночестве. Они все отчалили в город рано утром, а Том был на работе. Амброз оставался один, привязанный в садике за домом. Возвращаюсь в Кауденбит, ставлю на место машину Дженни. Собираюсь с духом и звоню Тому на работу.
— Привет, Том. А где собака-то? Прихожу — никого нет, я и слоняюсь, груши околачиваю. Амброз с тобой, что ли?
В ответ тишина, а потом раздается:
— Чего? Нет его здесь, он на цепи, за домом.
— Да нет его там! Девчонки не могли его с собой в Эдинбург забрать?
— С какого хуя? Да неужели... А Дженни нет?
— Да нет, когда я приехал, их уже никого не было. Я вчера поздновато лег, а когда их здесь утром не обнаружил, подумал, что собака с тобой.
Опять тишина.
— Эта дрянючка добралась до Амброза! Наехала, что это я, дескать, ее тупую конягу придушил. Вот и отомстила!
— Эй, не спеши с выводами, — говорю. А у самого очко задергалось. — Ты думаешь, она насчет лошади что-то заподозрила?
— Да хер знает, что вообще у этой неблагодарной твари на уме! — Тут он на секунду замирает, а потом голосом прокурора: — А ну, говори сейчас же!
— Ты чего, Том? Чего разорался-то?
— Признавайся, ты ей задвинул?
— Том, ну разве можно так...
— Не ври, плейбой херов! Я видел ее дневник, — говорит, а потом, спохватившись, добавляет: — О тебе прочитал случайно, искал про лошадь, надо же узнать, что она там думает, правда?
— Ну, конечно, надо, Том, — отвечаю, а сам смекаю: да он совсем с катушек съехал. Неудивительно, что Дженни хочет убежать из дома.
— Так что держи язык за зубами, а то пасть порву!
— Я бы и так ни слова не сказал, Том...
— Оказывается, он «Мистер Членяра»! — Из трубки доносится издевательский звук, похожий на залп кишечной пневматики. Вдруг он резко меняет тон: — А ты меня удивил. Я-то думал, все обо всех в этом городишке знаю. — На мгновение в голосе Тома слышится грусть, потом вновь прорываются сварливые нотки: — Я тебе ключи от своего дома доверил, а чем ты мне отплатил? Вставил моей дочке!
— Все совсем не так было, Том! Мы просто начали встречаться.
— Еби кого хочешь, но Томми Кахилла наебывать не смей!
— Том, да я бы никогда, никогда бы так не поступил! Ты отнесся ко мне по-человечески, и я это ценю.
— Счастье-то какое! Хоть кто-то меня ценит! — За издевкой я слышу море печали. Может, он и сука отмороженная, но производит впечатление одинокого и неприкаянного в глубине души человека. Разве такой станет хоть перед кем-то душу раскрывать? — А теперь мой вопрос. Вы с ней прикасались к моей собаке?
— Да ни пальцем! Я ведь привязался к Амброзу, он мне как родной, — гневно верещу я в ответ. Одному мой старик научил меня четко: если врешь, то ври правдоподобно.
— Надеюсь. Смотри, хуже будет!
— Да чтоб я сдох, Том! Ты же мне деньги за работу платишь!
— Ага, об этом тоже не забывай, — с угрозой добавляет он. — А теперь давай ищи собаку. Какой-то долбоеб ее спиздил, а ты найди кто.
— Не волнуйся, Том, я уже взялся задело... — Тут приходит ко мне мыслишка. — Я вот подумал. Том... Как считаешь, кто бы порадовался жизни, не будь Амброза?
— Дженни, конечно!
— Ох, сомневаюсь, Том. Мне бы она наверняка сказала. Да я бы и сам почувствовал, задумай она такое. — Я все пытаюсь направить его на нужный мне след. — Кто еще? Амброз ведь бойцовый пес...
Долгая-предолгая тишина.
— Хуесос Монтгомери!!! Ну все, пиздец ему! Да и вообще, только я собрался эту норовистую кобылку Лару отодрать, как он нарисовался и сам ее...
Тут мне вспомнился Калькулон, робот-актер из «Футура-мы» со своей клевой характерной фразой: «Ха-ха! Именно этого я и добивался!»
— Обойдемся без поспешных выводов. Том. Давай-ка я пока поразнюхаю, — говорю. И оставляю кипящего от гнева «шефа» наедине с его злобой.
Тэ-экс... Семя брошено в почву. Семя-то, в общем, так себе, слово одно. Зато поле... пахать — не перепахать.
Но в город возвращаюсь все равно с камнем на сердце. Я так и не признался Дженни, что случилось с Миднайтом. Аведь жаль коня-то. Скакун он, конечно, был никакой, но хобот у самца висел знатный. Думаю, что и с предложением Тома Кахилла я тогда согласился потому, что просто ревновал. Перед глазами так и стоит картина: его мощный хребет между ее ног, и Дженни не умолкает: «Миднайтто, Миднайтсе». Вот я.и по-думал, что, если его не будет, может, мне больше внимания перепадет. Так ведь сработало! Да еще и пиздец, как хорошо! Тут же забыла про своего Миднайта, как только обзавелась новой зверушкой.
Она все пытается привить мне эту псевдоготическую фишку — читать сумасшедших поэтесс-самоубийц, вроде Сильвии Плат и Энн Секстон и всякую такую хрень. Мне на это все забить, но я не сопротивляюсь, взамен приучаю Дженни к своим интересам — потрахаться и послушать Кэта Стивенса. Причем я всегда подчеркиваю — чарующую музыку того периода, пока парень не ударился в ислам. Так-то, бля. Хотя кое-что из ее интересов я разделяю. Вот, книжку мне дала. «Жизнь поневоле» называется. Там один чувак вернул девчонку с того света. Знаете как? Вылизал ей письку! Думаю, Дженни дала мне эту книжку не просто так, а с подтекстом. Там одна глава — ну просто пособие по куннилингу, и, между прочим, страницы в этой главе затерты до дыр!
Стивен не сказал Жозефине, что очень гордился своим талантом оральных ласк. Он мог вылизывать женские прелести сутки напролет и постоянно хвастался Тому в раздевалке после тренажерного зала или партии в сквош, что нет на свете женщины, которая не оценила бы его умения. Поэтому удовлетворить ее стало для Стивена в некотором роде вопросом сексуального престижа. А как он был поражен и восхищен, когда его талант сработал!
Читаю дальше, осмысляю инструкции. Раскрыть створки так, чтоб шерсть на манде не мешала. Набрать в рот побольше слюней и с языка раскатать прямо по щелке. Сначала лизать медленно и осторожно, нелишне и помычать, — показать, что тебе это дело нравится. Нежно попробовать похотник, чтобы проверить на предмет чувствительности. Если ты попал пра-вильно, и девчонка сразу завелась, то можно переходить к активным действиям. А может, придется повозиться и дольше.
Кстати, это тот случай, когда не вредно распускать руки: у нее между ног и пальцам найдется занятие.
Во, бля! Я и не знал про такие тонкости.
Сижу, значит, вечером дома; смотрю телик. Хер стоит. Показывают «Ричарда и Джуди», телешоу с ведущими — мужем и женой. Во, бля, думаю, может, и у нас с Дженни получатся похожие роли. Пусть не в масштабе всего Соединенного Королевства, атак, на уровне Шотландии.
Вдруг слышу — стук в дверь. Чувствую, она. Дженни целует меня, и маленький дружок в штанах тут же бьет в барабан. И хер его знает, то ли это у меня бес в бедро, то ли в зенках зарябило, но вижу — в ее глазках пляшут похотливые зайчики. И вот мы уже спешим на мою узкую продавленную койку, по дороге помогая друг другу сбросить одежду.
Ой, бля, недаром она мне подсунула эту книжку!
Потом лежим, счастливые и удовлетворенные, и строим планы. Надо поразить две цели, и обе спортивные. Сначала утром съездить в Хоик, поболеть за Лару. А к вечеру вернуться в Батгейт, у меня полуфинал с крутым фаворитом турнира — Мюрреем Максвеллом, парнем из Корсторфина, пригорода Эдинбурга. Говорят, для того, кто его победит, финал — просто формальность. Но Дженни, смотрю, призадумалась о своем. У нее все мысли с Томом и Амброзом; не может забыть про схватку Амброза с тем, другим псом. Рассказывает мне о собачьих боях, о Монти и этом боброзубом хере из Данфермлина.
— Ненавижу мерзавцев. Вот бы их кто наказал. Всех их. — И смотрит на меня так выжидающе.
— Ага, этот Монти — козел, и дружок его тоже, — соглашаюсь. Но как подумаю о драке с Большим Монти... В школе я бы вообще натянул свои белые трусишки на флагшток и пошел бы сдаваться, глазом не моргнув. Здоровенный Монти, крошечный Джейсон. Футболист, жуткий, как черная гора, центральный полузащитник и ма-а-алюсенький жокей. Хотя я в новостях смотрел, одна мелкая злобная собачонка в Америке так спасла своему хозяину жизнь. Его чуть было не порвал медведь, а эта козявка вцепилась зверю в яйца и держалась до последнего. Единственный шанс в таких обстоятельствах.
Эх, деньки безмятежные из жизни кауденбитского старшеклассника, где вы? Впрочем, в мою школу ни Лара, ни Дженни не ходили. Их отвозили в школу святого Леонарда, школу для Крутых Богатеньких Детишек в Сент-Андрусе. Так и стоят перед глазами — девочки в школьных формах, залезающие в тачку миссис Грант. Так они и стояли у меня перед глазами каждую ночь.