29. Возвращение четвероногого друга

Утром опять за работу. Башка гудит от вчерашнего шампанского и пива — куда ж рабочему люду без исконных напитков... Ну и что, что я вставляю его дочке, в мире рыночных отношений это не считается; Тому Кахиллу вынь да положь полный рабочий день на конюшне. Вот я и вкалываю как проклятый. Правда, иногда поиграем с Джен в гляделки, и день становится краше.
Но у нас глаза на лоб полезли, когда к дому Кахиллов подкатил фургончик Общества защиты животных, и парни открыли заднюю дверь. Там в клетке сидел Амброз и как ни в чем не бывало держал в зубах ту самую палку топляка, что я ему швырнул. Так и не выпустил ее!
Очевидно, тупая шавка просто поплыла себе дальше, зажав челюстями палку, словно пятерню карманника, а течение Ферта во время прилива дотащило его аж до самого Лита, где и выбросило на берег. А там какой-то одинокий рыбачок позвонил в полицию, увидев, как собачонка из последних сил молотит лапами в ньюхейвенской гавани.

Первым очнулся Том:
— Вот ты где, мой красавчик!
Открывают они клеть, а пес на него и не глянул, ломанул напрямую ко мне и — раз! — палку под ноги кладет. Наклонился я к нему, за ухом потрепал, говорю:
— Вот хороший мальчик, хороший мальчик! — А сам смотрю на ребят из Общества защиты животных.
— Он с этой палки глаз не сводил, даже когда ел, — говорит один из парней, тот, что с военными усами. — И горе тому, кто посмел бы к ней приблизиться.
— Да, — говорю, — я ему частенько бросал всякую всячину, так, потренировать.
Том, слава богу, ничего не замечает, просто подходит и уводит собаку. Тут второй парень, тот, что гладко выбрит, спрашивает Тома:
— Сэр, как ваша собака получила такие увечья?
— Да пара ротвейлеров его отметелила, — грустно-прегрустно отвечает Том. Ох и умеет гондон врать, в этом ему не откажешь. — Налетели на беднягу в Данфермлинском парке, ну и потрепали. — И смотрит в собачьи глаза, словно подтверждения ишет. — Я уж думал, мы опять тебя потеряли, мелкий негодник! Уж потрепали они тебя, а, малыш? — голосом, полным печали говорит Том, а затем обращается к парням: —
Конечно, их натравили. Я самих собак-то не обвиняю, виноваты владельцы.
Смотрю, бритый не особо на эту туфту купился. Том, похоже, сообразил, что шьет белыми нитками, и давай менять тактику:
— Так, ребята, сколько я вам должен?
Бритый качает головой:
— Нисколько, это наша служба.
— Ну тогда, парни, скажу я, службу свою вы несете отлично, — подмазывается Том. — А выпивкой вас угостить можно?
Просто не знаю, как вас и благодарить за то, что отыскали и вернули пса.
Какое-то мгновение Бритый смотрит на своего дружка Уса-того. Рожа у него, словно раскаленную кочергу в задницу воткнули.
— Спасибо, сэр, не нужно. Но если вы хотите сделать пожертвование в пользу Общества защиты животных, мы будем рады.
— За мной не заржавеет, — обрадованно соглашается Том.
— Извините, мы не принимаем наличные, — продолжает Бритый, — можете заполнить бланк пожертвования.
— Ну, конечно. — Том расстроен, почуяв, что его развели.
Усатый возвращается к машине и вылезает из нее с целой
кипой всяких бумаг для Тома; у того аж челюсть отвисла. В конце концов, парни забирают заполненные бумаги, прыгают в тачку и улетают восвояси.
Только они скрылись за поворотом, Том от всей души вваливает собаке ногой в ребра. Бедняга Амброз обиженно тявкает и отползает подальше.
— Вот пиздюк, да я на тебе разорюсь! Теперь еще отчислений на двенадцать фунтов в месяц! — Бедняга опять получает сапогом, и я думаю, не заступиться ли.
Но тут между ними выпрыгивает Дженни.
— А ну, отвали от него! Это из-за тебя у него вся морда разорвана, из-за твоих собачьих боев! Я там была и все видела!
Она поднимает поводок Амброза. А Том, вперив в меня злобный взгляд, мечет молнии.
— А чего я? — развожу руками. — Я ее туда не возил. Да и сам в жизни на собачьих боях не был.
— Черт с ним, с этим психопатом, пусть один остается! — верещит Дженни и тянет Амброза за собой. Я оглядываюсь на Тома, пожимаю плечами и отправляюсь за ними.
— А ты куда собрался, любовничек? У тебя работы выше крыши!
— Извини, Том, но мы с Дженни так решили. — А у самого на душе кошки скребут, ведь Том-то ко мне хорошо относился.
— Ну и валите! Оба проваливайте! Посмотрим, на сколько вас хватит без моих денег! Паразиты паршивые! — С этими словами он разворачивается и уходит в дом.
Дженни ведет Амброза к машине, а я топаю следом. Должен сказать, быстренько топаю — неохота мне оставаться без прикрытия рядом с Томом, когда он в таком настроении. Дженни запускает двигатель, и мы выезжаем на дорогу. Набираем скорость, и она говорит:
— Совсем озверел. Ни минуты здесь больше не останусь.
Амброза придется взять с собой, иначе ему прямая дорога за Миднайтом...
— Угу... Поехали ко мне, попрощаюсь с отцом, скажу, что мы уезжаем. Ну, вперед, в Испанию!
— Сил нет, как хочу туда. — Дженни все еще в ярости, но потихоньку отходит и с улыбкой, расползающейся по лицу, говорит: — Джейс, это будет великолепно!
Заезжаем в центр, останавливаемся у магазинчика захватить бутылку шампанского — такое дело надо отпраздновать. По дороге ко мне встречаем Джека Анструтера. Тот навеселе, но одет уже не как бомж. Во всяком случае, в «Гот» он последнее время зачастил.
— Привет, Джек! Это Дженни, помнишь?
— Ну конечно, — лыбится он и берет ее ладонь в руки — целовать собрался. Она опять держится молодцом, даже улыбаться продолжает. Какая-то девица катит коляску мимо нас и останавливается поболтать с Дженни. Тут появляется Сосед Уотсон, в руках — ящик с инструментом.
— Привет, Сосед! Подрабатываешь?
— Привет, парни, — громко отвечает он, затем, приблизившись, добавляет тихонько: — Меньше знаешь — крепче спишь.
Я также тихонько спрашиваю Джека:
— Слушай, а я ведь не в курсах, за что тебя турнули из церкви. Поди, за блядство?
У Джека на лице появляются скорбь и отвращение.
— Я подготовил детальный доклад о том, что ебля блядей не противоречит Святому писанию... Куда там, в штаб-квартире церкви Шотландии меня и слушать не стали!
Сосед, похоже, тоже не хочет слушать и разгневанно вставляет:
— Но не в церкви же, в воскресенье, да еще и перед прихожанами!
Я не удержался и расхохотался так, что напугал и Дженни, и ее подружку. Джек решительно не согласен с Соседом:
— Я заплатил за сутки, поэтому и драть ее собирался сутки и ни минутой меньше! Виноват я, что ли, что эти чертовы пресвитеры со своими ебучими женами приперлись так рано? Цветочки им, видите ли, разложить потребовалось! Ну и застукали меня, я как раз деваху поперек алтаря пристроил... Но, скажу вам, парни, — и его лицо расплывается распутной рожей сатира, — оно того стоило. У меня такой бабы никогда не было. Да она и сама сказала: никто, говорит, меня так не драл. Прелесть деваха, из Боллингри, если память мне не изменяет.
У меня чуть бутылка шампанского из рук не выпала. Я быстренько извинился, забрал Джен и — в тачку.
Отца дома не оказалось, а на кухонном столе нас ждала записка, нацарапанная на корешке билета из тотализатора:
Встречаемся в “Майнез Вэлфер” в восемь. Будет сюрприз. Есть новости.
— Что он там еше выдумал?
— Понятия не имею, но на вечеринку пойти придется, — говорит Дженни. — Возьмем шампанское. А потом сделаем от сюда ноги. Прямо ночью... на мотоцикле!
Вот это мне уже не нравится. Это уже называется искушать судьбу по-крупному. Особенно после того, что случилось с Крейви. Однако показать, что я пересрал, желания нет. Да и лишиться романтического ореола не хочется...
— Э... А что с Амброзом будем делать?
— Пока кое-где пристрою. Его потом к нам привезут. Непременно хочу уехать отсюда на байке Крейви. — А у самой глазенки горят, что у твоей деревенской дурочки, которой только, что конфетку пообещали. — Это так символично, правда? Вот бы он порадовался!
Ни хуя себе, с чего это она решила, что Крейви бы порадовался? Да они и парой слов не перекинулись! Но спорить я не стал — у нее Сиськи и Жопа, а для меня эта валюта еще долго-предолго останется высококонвертируемой. Я-то, честно говоря, надеялся, что после такой аварии бай к отправится под пресс, но эта железная херня, по сравнению со мной, вообще не пострадала!
Так, шампанское — в холодильник, Амброза оставляем внизу, а сами наверх, в койку — оттопыриться.
Я тут прикинул, что если к тридцати годам у меня будет по пять оргазмов в день, то, можно считать, моя сексуальная жизнь удалась. Однако пятый раз не получается, во всяком случае, без таблеток не получается, потому как против закона всемирного тяготения не попрешь, и я засаживаю Дженни порцию спермы.
А потом сон бьет по мозгам, и в последней растворяющейся мысли тает неизвестно откуда взявшееся слово «Боллингри»: что еще за на хуй?
Очнувшись, сразу отмечаю: отца нет, а на улице темно. Перед глазами все плывет; это сон после секса — такое коматозное состояние, когда тебя быстро затягивает в глубокое беспамятство, а потом резко вышвыривает. Ощущение, как кессонка у водолаза. Яркие палочки на цифровых часах складываются в знаки: