|
Боролся за свободу он.
За равенство — за нас!
Не то что эти, бля. уроды
И лживый премьер-пидорас!
Тот янки жопу облизал, —
Все выслужиться чтоб.
И вот летит в Ирак солдат,
А мы встречаем гроб.
У Кука совесть же была.
Отвага, честь и злость:
«Ебать вас в рот, оружье там
Найти не удалось?»
Мы видим старых пердунов.
Их жадность, трусость, грязь.
Сидят-дудят в одну дуду,
Сдаются, не борясь.
В горах лишь отдых находил
От битв и от того,
Что наци-тори нарекли
Предателем его.
Последний путь увел борца
В любимые холмы.
Но сердце храброе его
Не позабудем мы.
Аудитория жадно ловит каждое слово; особенно расчувствовался его отец — сидит, пьет со своими друзьями за столиком у самой сцены. Лупит в ладоши как обезумевший, вопит, подбадривая сына.
— Молодец! — выкрикивает Кинг-старший, тыча в Джейсона пальцем.
Эки Шоу приподнимается и благосклонно так говорит:
— Весьма недурные вирши от Джейсона Кинга, гордости Кауденбита! — И сам выходит читать.
После конкурса Джейсон присоединяется ко мне в баре, берет выпивку для нас обоих. Себе берет виски — вообше-то не его напиток. Эки Шоу выглядит слегка офонаревшим, когда Джейсон обращается к нему:
— Есть у тебя такая классная строка: виски и свобода — близнецы-братья. Ну, ваше здоровье!
К Джейсону подходят, поздравляют с великолепным выступлением. Отец поначалу держится в тени, затем приближается к сыну.
— Сынок, я тобой горжусь. — А у самого глаза на мокром месте.
— Эх, не всегда я давал тебе повод для гордости. — Сын, похоже, не ожидал такого оборота.
Отец широко открывает глаза, и я наконец замечаю, как они похожи.
— Это ты о чем?
— Сначала у меня не получилось с конным спортом, потом болтался без дела на пособии. Да и политическая борьба меня не привлекала.
Отец грустно качает головой:
— Прости меня, сынок. Нельзя все время слушать старичье. Время сейчас другое. А тобой я всегда гордился. — Он окидывает взглядом своих дружков. — И они все тоже. Вот завтра еще съездишь в Батгейт и выйдешь в финал кубка.
Джейсон при этих словах морщится, словно съел какую-то дрянь.
— Пап, я подумываю послать этот кубок куда подальше.
— Как это?
— Да так, как это сделал герой нашего любимого Алана Силлитоу, в «Одиноком бегуне», бля.
— Прекрасная книга, сынок, — соглашается отец и протягивает мне пинту светлого. Надо же, а я и не заметила, когда он взял пиво. — И фильм тоже замечательный. С Томом Кортни в главной роли, по-моему; да, кажется, точно с ним.
Джейсон кивает на оседающую пену в кружке «Гиннесса», чернеющей на стойке бара.
— Ага. И вспомни главную идею этого произведения, пап: иногда можно победить, только выйдя из игры.
Глотаю из кружки. Ну уж очень много пузырьков в этом пиве, но от «Гиннесса», который Джейсон так любит, у меня просто все нутро выворачивает.
Мистер Кинг улыбается мне, потом с энтузиазмом кивает Джейсону.
— Что ж, когда шансы не в твою пользу, единственный выход — играть против правил. Как парень в этой книге — он победил в забеге, но отказался пересекать финишную черту. Настоящий революционный дух; «Фифтисентс» в этом разбирается как никто другой. — И спрашивает с тревогой в голосе: — А что ты задумал?
— Пап, мы с Дженни собираемся поехать в Испанию. Думаю, насовсем. У Крейви там были друзья, — поясняет Джейсон, — я с ними пообщался. В смысле, по Интернету.
— Молодец, сынок! Не робей. — Отец хорошенько прикладывается к кружке. — Будь я помоложе и будь у меня такой стимул, — тут он, улыбаясь, кивает на меня, — я бы не раздумывал долго. Да я бы уже давно собрался в Испанию!
А у меня на лице сама собой зажглась улыбка:
— Джейсон, у тебя такой милый папа! — Тут мистер Кинг прямо-таки закокетничал.
— А как ты тут останешься один? — с волнением в голосе спрашивает Джейсон.
У отца в глазах чертенята запрыгали:
— Кто говорит, что я останусь один?
— А?..
Отец подмигивает, его лицо расплывается в довольной улыбке. Что-то в нем изменилось, не пойму что. Теперь вижу: след от ожога стал почти незаметен. Похоже, наложил на щеку от души макияжа.
— Может, и у меня, старика, кое-какие изменения намечаются. В общем, читайте газеты, следите за новостями. Больше ни слова! Скажу одно: нет худа без добра.
— Это мысль, которую я полностью разделяю, пап. — Джейсон обнимает меня нежно; приникаю к нему. — Просто золотые слова!
— А ну, хватит телячьих нежностей, — шутливо рявкает Кинг-старший, — вы, как-никак, в Файфе! Умерь-ка пыл страсти и купи старику пива. Я видел, тебе за эту тусовку две двадцатки отстегнули.
— Вообще-то моя очередь, — говорю и проталкиваюсь к стойке, выкрикивая заказ. Я уеду из этого города навсегда, но сначала они узнают, что я — Дженни Кахилл, а не просто «папенькина» дочка, отпрыск Тома Кахилла, бизнесмена местного розлива.
— 45 —
|