|
– Перестань. Чего хорошего‑то? Работа у тебя тяжелая и унизительная. Вкалываешь ты исключительно ради денег, а не какого‑то там «творческого самовыражения». Одно дело – когда мужик наряжается бабой, и совсем другое – ты. Тут‑то не просто переодевание, а физическая проблема. Как в дурной шутке «Знаете, если вы себе отрубите руку, мы вас возьмем, а то у нас шоу инвалидов. Итак, безрукие пошли, безногие пошли, голова покатилась!» – Ты неправ, мне нравится сцена! – Я лениво плавала в прохладной воде, мысленно пытаясь отогнать навязчивую ассоциацию с уродцем в формалине и пытаясь донести до него свою правоту. Почему людям не понять такого простого желания – быть собой? Неужели лучше притворяться? Но переспорить Трахтенберга очень сложно. – Да, любовь к сцене – серьезный аргумент! – принялся ехидничать он. – Я это немного понимаю. Если человек тоскует по сцене, то он готов работать в любом амплуа, но все это тоже из анекдота. Один мужик звонит своему товарищу: «Ты где работаешь?» «В цирке». – «А че делаешь?» – «Убираю за слонами». – «Слушай, я сейчас открываю новый офис, хочешь, иди ко мне секретарем». – «Ну да: все бросить и уйти из цирка?!!» Наш серьезный разговор прервал сильный всплеск Я обернулась: на краю бассейна стояла укуренная Усралочка, только что свалившая в воду большую кадку с фикусом. Она тупо смотрит вниз на сотворенную ей живую картину: земля из кадки темным пятном медленно расползается в прозрачно‑голубой жидкости, Вода становится похожа на болотную жижу. И здесь с криком: «Вперед, в грязь шоу‑бизнеса!» – Роман Львович хватает Усралочку и Муфлона и падает в бассейн разбрызгивая грязные фонтаны на белый кафель. И, как говорится, сия пучина поглотила их... Дурная голова...А самолет летит, колеса гнутые, А нам все по хую – мы ебанутые. На линии огняКабы не было бухла В городах и селах, Никогда б не знали мы Этих дней веселых. И вот, наконец, свершилось: я в свадебном платье стою у алтаря, жених надевает мне на палец обручальное кольцо, наклоняется, чтобы поцеловать, и вдруг мне становится видно его перекошенное орущее лицо. – Просыпайся! Просыпайся! Мам, проснись, ты просила тебя разбудить на работу. – Открываю глаза и вижу сына, трясущего меня за плечо. Оказывается, ни у какого алтаря, ни в каком платье я не стою, а напротив, лежу в своей постели, одетая в ночную рубашку. Последнее воспоминание – это грязь шоу‑бизнеса бассейного разлива. Каким образом я оказалась в своей постели? Пытаюсь сосредоточиться и отбросить обрывки как никогда реального ночного видения... — 76 —
|