|
– Рома, Рома, ну не надо. Дам сто долларов. – Что такое ваши сто долларов по сравнению с великим искусством хирургов, – имитируя жуткий еврейский акцент, отбивается Роман. – Кстати, вы знаете, как пишется слово «хирург»? – Нет. – Если хороший, то через «и»... Так вот сто долларов – это не деньги, это сдача. – Но все равно можно купить что‑нибудь полезное. – Поверьте мне, на эти гроши можно купить только что‑нибудь ненужное и заразное. Например, уличную шлюшку. Считайте, что мы не договорились! Ибо я уличными давно не пользуюсь. Вот если бы вы дали на элитную... Давайте так: вы мне пятьсот баксов, и чудовища на сцене не будет. Меня словно ударило плетью по лицу. Это он обо мне?! ОБО МНЕ!!! Так вот за что зритель предлагает деньги! Волна ужаса и отвращения к себе самой прокатилась по телу, и в то же время... Из зала слышались и другие реплики, раздавался свист, кто‑то кричал, чтобы они завязывали глупый спор, а то телки давно уже не выходили. Вот! Все‑таки меня хотят видеть! ...Едва раздалась музыка, как на душе сразу стало тепло и хорошо, я выпорхнула чуть ли не раньше, чем было нужно... Ла‑ла‑ла‑ла‑там... Мимо что‑то просвистело, обдав брызгами, и громко ударилось об стенку. Только на секунду оторвавшись от танца, я глянула, что там. Оказалось – пивная кружка. Кто‑то запустил ею на сцену, наверное, тот самый тип, у которого Роман отказался брать деньги. Урод! А Трахтенберг показывает глазами, что лучше мне уйти сейчас, но я, конечно, не собираюсь. Артист должен отработать номер до конца! Смыться подобным образом все равно что сорвать программу. Я продолжила танец. Зал молчал... – Ну ты даешь! – За кулисами меня встречали как героиню, а я не знала, стоит ли мне гордиться подобной актерской победой, или же на самом деле я должна уйти, признав себя чудовищем? Я не красотка, как все здесь. Меня и держат‑то на контрасте – меня и еще пару толстушек: для колорита, для развлечения зрителей, заскучавших от бесконечного созерцания стройных девичьих тел. Может быть, прав Трахтенберг, и я здесь только как препарат, экспонат, анатомическая аномалия? И я потянулась к фляжке Блевотины... Терпкий паленый коньяк обжег измученный желудок. Ну и хорошо, быстрее опьянею. – Твари! – В гримерку ворвались Пиздюлина с Батареей. Оказалось, зрители кидались и в них. В Батарею полетела селедка, а в Пиздюлину – жареная картошка. Охрана же, по непонятным причинам, не выводила взбесившихся сволочей, своим молчаливым согласием портя вечер. Наверное, они все заодно.... И главное, скоты, как разборчиво: в тощую и ребристую Батарею – селедка, а в упитанную Пиздюлину – картошечка.... Стало быть, дело совсем не во мне. Не одна я оказалась на линии огня. Интересно, чем они кинули в меня? Ах, да, пивной кружкой... Логично! Хотя пиво – оно не среднего рода. Я спрятала улыбку от возмущенных девчонок и сделала второй глоток бодяги – мы еще поживем! — 78 —
|