|
Редж слушал, не возражая, и я понял, что такое между ними не впервой. Его в эту минуту волновало только одно: как залучить в свои объятия Ципу. Тем временем Дэн вдруг переключился на рыбу, хотя рыба, вероятно, последнее, что может прийти в голову любителю литературы, даже если читаешь, лежа в ванне, как Габриэль Д'Аннунцио. – Другое дело – рыба, – продолжал Дэн. – В рыбе нет ничего сложного. Обваливаешь ее в муке и жаришь, пока не подрумянится, с двух сторон. Без хвостов и голов. Но скоро все изменится. Не вечно же я буду торчать у плиты, вон и девчонка хозяина все хочет затащить меня в постель, отвлекает вечно. Нет уж, только не в рабочее время. Я это скоро сам устрою, по всем правилам. – Ладно, Дэн, – остановила его Беатрикс, – допивай свое пиво и давай баиньки. А ты, – обратилась она ко мне, – возьми эту сумку, вызови такси и отвези меня домой. – Братский долг велит мне проводить сестру, – сухо ответил я. – Я ее провожу, – вызвался Редж, – если, конечно, мне будет оказана столь высокая честь. А с тобой, – бросил он брату, – я еще разберусь, и тоже по всем правилам. Больно же, черт возьми. – Получи, что заслужил, черт со всеми потрохами тебя подери, – ответил Дэн, выпятив нижнюю губу. – Эй вы, полегче в выражениях, – строго сказал я, – моя сестра привыкла к деликатному языку. Я вызвал такси и доставил Беатрикс вместе с фамильным золотом по адресу, но она не пригласила меня к себе на чашечку кофе. Когда я вернулся в тетушкин дом, Ципы и Реджа еще не было. Я затаился в кустах у входа и, когда они пришли, услыхал их шепот и поцелуи. Мои подозрения подтвердились: они друг другу приглянулись. Беатрикс не повторила своего приглашения на чай, а я не очень из-за этого сокрушался. Неделю или чуть больше меня преследовал аромат ее кожи, и я приходил в ярость, если она демонстративно не замечала меня при встречах в столовой или коридорах университета. Но вскоре и это прошло, хотя я и не искал утешения в обществе других женщин. Той осенью я усердно занимался спортом: играл в регби, боксировал и время от времени упражнялся в гимнастическом зале. Физические нагрузки укрепили мое тело, но разум по-прежнему блуждал в мире монад, универсума и пространственно-временных фокусов профессора Александера. О Редже никто в университете ничего не знал; только моя сестра Ципора получила странное послание в конверте со штампом Барселоны. Письмо было вдоль и поперек исчеркано черным карандашом цензора, так что даже невозможно было понять, где Редж находится. Он писал о своей любви к ней, о том, как мечтает заключить ее в свои объятья, и я поинтересовался у сестры: — 56 —
|