Христа распинают вновь

Весь день он ничего не ел, ему ничего не лезло в горло, но сейчас он почувствовал вдруг сильный голод.

Мальчик посмотрел на Манольоса с недоумением и засмеялся.

— Ожил, хозяин? Какая-нибудь хорошая новость?

— Есть хочу! Давай побыстрее! Я тебе помогу.

Они принесли медные подойники, стали рядом на колени и начали доить овец. И овцы тоже стояли довольные, освобождаясь от приятной тяжести; опытные пальцы доильщиков казались им сосущими губами ягнят.

Закончили, умылись. Никольос поставил еду на скамейку. Они перекрестились и набросились на хлеб, мясо, творог. Никольос с гневом продолжал думать о сильном баране и о Леньо. В его мыслях они — вожак стада и эта кругленькая девушка — слились в одно целое, и смеющаяся Леньо была то наверху, то внизу…

— К черту… к черту… — пробормотал вдруг Никольос, схватил камешек и швырнул его вдаль.

— Что с тобой, Никольос, что ты там бормочешь? — спросил Манольос, усмехаясь. — В кого ты бросаешь камнями?

— Черт около меня крутится! — ответил пастушонок и тоже улыбнулся. — В него и бросаю камни.

— А ты его видел, Никольос?

— Конечно, видел.

— Ну, и какой он?

— Это мое дело! — ответил Никольос, встал, подошел к ведру с водой и окунул в него пылающую голову.

Манольос доел, перекрестился и тоже встал.

— Никольос, — сказал он, — я пойду сегодня в село. До свиданья!

— Опять в село? — закричал рассерженный Никольос. — Что тебе делать в селе? Сдается мне, хозяин, что и вокруг тебя вертится черт.

— Не черт, Никольос, будь он проклят, а бог!

Он смочил волосы, причесался перед зеркальцем, потом вошел в сарай, надел праздничную одежду, сунул за пояс круглое зеркальце, расческу и платочек. Зачем? Для чего они ему были нужны? Он и сам этого не знал; просто так — взял и сунул за пояс.

— Черт, я тебе говорю, черт, — сказал сердито Никольос, глядя на наряжавшегося хозяина.

— Нет, это бог, бог… — повторил Манольос, перекрестился и пошел.

— Он идет встретиться с Леньо, будь они оба прокляты! — пробормотал Никольос и сердито плюнул.

И снова ему представились баран, вожак стада, и Леньо, и снова они слились в одно целое.

ГЛАВА V

Уже стемнело; запели ночные птицы, влюбленные и голодные; вверху, на небе, повисли первые, самые крупные звезды.

«Пусть стемнеет еще больше, чтоб меня не видели в селе», — думал Манольос, медленно спускаясь по узкой тропинке. Он шел и прикидывал, какие слова нужно будет сказать вдове и как с ней поговорить, чтобы веление бога дошло до ее сердца. «Я постучу в калитку, — рассуждал он, — она подойдет открыть мне… Застигну ее врасплох, она меня увидит, закроет за мной калитку, и мы войдем в дом…» Двор ее он уже видел и не боялся — гвоздики, базилик, колодец… Но в доме? Манольос вдруг испугался и остановился передохнуть. «Там, внутри, наверно, ее кровать…» — подумал он.