|
Его сердце замерло. — Жаль мне ее, — прошептал он, — жаль! Пошла она по плохому пути, пропадет… Он видел ее в черной косынке, видел ее прелестную белую шею, блестящие, словно сабли, зубы, начищенные ореховыми листьями… Услышал он снова ее безнадежный крик: «Не уходи, не уходи, мой Манольос!» — будто она ждала спасения только от него, только от него… И вдруг впервые он совершенно ясно и отчетливо понял, что значит ее сон. Да, да, вдова была права, именно он может спасти ее… Сам бог оповестил ее во сне: Манольос кормит ее, вдову, лунными ломтями… И вот сейчас он вдруг уловил тайный смысл этого сна и вздрогнул от радости: луна — это веление бога, это непорочный свет, который освещает ночь… И таково желание бога, веление бога, чтобы он, Манольос, кормил ее. Он спасет грешницу, Магдалину-вдову. — Я должен ее увидеть, — прошептал он, — я должен увидеть ее сейчас же! С каждой минутой она все больше и больше будет погрязать в грехе… Нужно спасти ее, нужно! Это мой долг… Он вспомнил узкую тропинку, ворота с железным крючком, похожие на дугу, расписанные зеленой краской… Увидел порог, сверкавший чистотой… Он никогда не переступал через него, но, помнится, однажды в воскресенье, когда калитка была открыта, он бросил жадный взгляд внутрь и разглядел маленький двор, усыпанный крупной, свежей галькой, горшки с базиликом вокруг скамейки и пушистые красные гвоздики возле колодца… И мысль Манольоса торопливо бежала по склону горы, приближаясь к селу. Он видел себя уже на узкой тропинке, видел, как переступает блещущий чистотой порог… — Нужно, нужно ее увидеть… — повторял он снова и снова, — это мой долг… Манольос чувствовал странную радость. Теперь, когда он знал, почему ему так необходимо увидеть ее, когда он знал, что это не просто его собственное желание, а веление божье, он успокоился; теперь он понял, почему так настойчиво, днем и ночью, он страстно желал встретить вдову; ему казалось, что его толкало искушение, он стыдился этого и сопротивлялся, но теперь… Он быстро вскочил. Ему уже не было холодно, колени перестали дрожать. Он развел огонь и поставил над ним котелок с молоком. «Какими путями, — подумал он, — приходит бог и освещает разум человека? Вот теперь его желание превратилось в сон и опустилось на подушку вдовы…» Никольос уже подходил. Блеяли овцы, которых пастушонок загонял в огороженное место. Солнце село, тихое, успокоенное; оно закончило свой рабочий день и возвращалось домой ужинать. — Здравствуй, Никольос! — крикнул Манольос с порога, и голос его звучал звонко и радостно, — подои овец и приходи, приготовь поесть, я тоже голоден! — 89 —
|