|
Глаза священника, как два уголька пылали во мраке пещеры. Он помолчал, потом добавил: — Радуюсь я, дети мои, что у нас такой вождь. Ягненок — это хорошо, но когда вокруг волки, лев лучше. Кто-то появился у входа в пещеру, в полумраке они увидели чье-то лицо и чьи-то руки. — Кто там? — испуганно закричал Михелис. И они услышали в ночи, сквозь шум дождя, гневный и печальный голос Яннакоса: — Это я, братья мои! Я покинул погрязшее в грехах село и прошу убежища на вашей горе. — Добро пожаловать, Яннакос! — закричали они и бросились обнимать его. — Что с тобой случилось, Яннакос? — спросил его Манольос. Как это ты к нам пришел в такое время, в такой дождь? Яннакос взял руку попа Фотиса и пылко поцеловал ее. — Я слышал твои последние слова, отче, и я вместе с тобой! «Ягненок — это хорошо, но когда вокруг волки, лев лучше»! Он отжал мокрые волосы, поставил на землю свой узел и сел на него. Все молчали. — Сегодня пришел Панайотарос, наш новый сеиз, и показал мне приказ с печатью аги, — сказал наконец Яннакос. — Он забрал у меня ослика — я ведь был должником этого скряги Ладаса… Он больше не мог сдержать слез; но затем взял себя в руки и вскочил. — Как-нибудь ночью я спущусь с горы и подожгу его дом! Да, подожгу, клянусь Христом! — закричал он. — Мы спустимся все вместе, Яннакос, — сказал священник. — Не торопись. Все вместе! — А что, наш час уже настал? — пылко спросил Яннакос. — Скоро настанет! Поэтому я приказываю: с завтрашнего дня все женщины и дети начнут учиться метать из пращи. Мы должны быть готовы! Он направился к выходу. — На сегодня хватит, дети мои, — сказал он. — Страшным ядом напоили нас сегодня люди. Хватит! Пора спать, сон заживляет раны… чтобы завтра нам нанесли другие!.. Пойдем со мной, Яннакос, ты будешь сегодня гостем в моей бедной келье. Добро пожаловать! Яннакос вскинул на плечи свой узел и пошел за священником. Михелис и Манольос остались вдвоем. Михелис взял руку своего друга. — Говори! — прошептал он. Манольос вынул из котомки девичью косынку. — Марьори передала тебе привет. Михелис схватил страшный подарок. Как только он его ощупал, руки у него задрожали, он все понял. Наклонился над пышными косами, спрятал в них свое лицо, начал плакать и целовать их. Потом поднял голову. — Умирает? — спросил он. Манольос не ответил. Пока друзья вели на Саракине такие разговоры, учитель стиснув зубы направился к брату — к попу Григорису. Слова Михелиса устыдили и в то же время подбодрили его. Он расхрабрился и впервые в своей жизни решился поспорить с братом. — 284 —
|