Он хлопнул в ладоши, пошла старуха горбунья. — Чашку кофе уважаемому гостю, — приказал он. Потом обратился к попу: — Говори! — Дорогой ага, — начал тот, — твоей милости хорошо известно, что мир висит на волоске. Если этот волосок порвется, мир упадет вниз и разобьется вдребезги. — Это знает каждый дурак, — сказал ага раздраженно, — дальше! — Некто хочет перерезать этот волосок, ага. Ага заволновался, схватил свой ятаган и вскочил, готовый убить этого «некто». — Кто он? — закричал ага. — Я отрублю ему голову! Да, клянусь Мохаммедом! Говори поп, кто он, и тогда увидишь, что я сделаю с ним! — Московит! — ответил поп. Ага остолбенел. Что ж, теперь надо бежать из Ликовриси? Оставить Ибрагимчика и все свои дела? Бежать к шайтану, на край света, чтобы найти среди снегов московита и зарезать его? — Но ведь этот проклятый далеко, — сказал ага и отложил ятаган. — Далеко! Куда же я пойду? Не притворяйся дурачком, поп. Успокойся, вот тебе мой совет. Я сделаю то же. Так и проживем, а когда кончится жизнь, будем наслаждаться на том свете. — Да нет, не надо покидать Ликовриси, дорогой ага! Московит послал своего человека в наше село. Здесь, в Ликовриси, он и хочет перерезать этот волосок! Я исполнил свой долг сегодня в церкви, пусть это сделает теперь твоя милость. — О чем-то мне бубнила горбунья, да я не понял. — Я отлучил от церкви Манольоса — московита! Я изгнал его из стада Христова! — Но почему же, поп? Ведь он, бедняга, хороший человек, хоть и чудак! Разве он не хотел принять на себя вину и пойти на виселицу, чтобы спасти село? — Лицемерие, дорогой ага, лицемерие! Он все это подстроил, чтобы ввести в заблуждение людей. Рассерженный ага почесал затылок. — Вы, греки, будьте вы прокляты, можете даже блоху подковать! — закричал он. — Где же понять простодушному человеку, чего вы хотите! Говорите одно, делаете другое, а на уме у вас третье! Уходи, поп, не морочь мне голову, убирайся! Я не в настроении сегодня! Да еще этот дьяволенок… — указал он на Ибрагимчика. Но Ибрагимчик молча курил, пуская дым в потолок, и скрипел белыми, острыми, как у собаки, зубами. Впрочем, услышав свое имя, он сердито повернулся к аге. — Скажи попу, сам знаешь о чем! Иначе я убегу, пойду обратно в Измир. Издохну я здесь! Он сделал движение, чтобы встать, но ага схватил его за плечо. — Сиди смирно, дьяволенок, сиди, говорят тебе, — сейчас скажу! Он обернулся к попу Григорису. — 259 —
|