|
— Я это сделал ради спасения его души, — прошептал Михелис, склонив голову. — Ради спасения его души, пусть господь бог ее успокоит… Поколебался немного и добавил: — Это и было его последним завещанием. Он просил меня раздать его состояние бедным… Манольос обернулся, посмотрел на своего друга, подошел и пожал ему руку, но тот лишь печально покачал головой и отвернулся, чтобы скрыть охвативший его ужас. Тогда вышел вперед отец Фотис. — Дети мои, — сказал он, — перекреститесь и идите, с божьего благословения, собирать урожай с наших виноградников. Манольос пойдет впереди вас. Теперь, дети мои, у нас появились свои земли, мы пустим в них корни; то, что было мечтой, начинает осуществляться и становится явью. Теперь есть у нас и поля и деревья, и все вместе мы будем обрабатывать их и радоваться их плодам. Все вместе! Не будет у нас богатых и бедных; мы все будем одной дружной семьей! Даст бог, мы покажем, как должны жить между собой люди и как справедливость может воцариться на земле. С благословения бога и богоматери, в добрый час! А ты, Манольос, иди с ними, иди впереди. Ты знаешь, где находятся виноградники. Мы же с Михелисом пойдем в Большое Село официально оформить документы, чтобы наша община стала хозяином всего состояния почившего архонта Патриархеаса. Все перекрестились, Манольос вышел вперед, и они двинулись в путь. Шли радостно, пели песни о сборе винограда, и никто не подозревал о том, что их ожидает в Ликовриси. Возвратясь с Саракины, Панайотарос сразу же побежал искать попа Григориса. — Завтра они придут собирать виноград, принимай меры! Поп Григорис, который в это время сидел за столом и ел, бросил вилку. — Я не позволю им войти в село! — закричал он. — Они не будут собирать виноград, нет! Я им не позволю поселиться в моем селе. Иду к аге! Он надел праздничную рясу и тяжелый серебряный крест, взял длинный посох с ручкой из слоновой кости и медленным, торжественным шагом направился к дому аги. Ага уже поел и теперь пил кофе. Возле него Ибрагимчик курил сигарету, сидя спиной к аге. Очевидно, они снова поссорились, и несчастный ага пил кофе с такой гримасой, будто это было лекарство. В дверях показался поп Григорис, приложил руку к сердцу и поклонился. — Доброго здоровья, дорогой ага. Но тому было лень повернуть голову. — Я по голосу узнаю, что это ты, поп, — сказал он равнодушно. — Какие новые неприятности ты мне несешь? Подойди сюда, чтоб я мог тебя видеть. Садись за стол! — 258 —
|