«Жаль мне ее, бедняжку, жаль, — думал он, — но нужно… Я должен избавиться от всех искушений, чтоб очистилась моя душа, чтобы очистилась моя плоть и стал я достойным…» Он прислушался, узнал ее быструю и мягкую походку, уловил в воздухе запах одеколона, и его ноздри затрепетали: он хорошо знал, что это запах Леньо. «Идет, идет, — подумал он, — идет, вот она!» Показался желтый платок, на минутку Леньо остановилась, приложила руку ко лбу — она узнала на скале своего жениха, который сидел, опустив голову, поджидая ее, и замедлила шаг. — Вот она! — повторил снова Манольос, поднял голову, вскочил на ноги и застыл на месте. Леньо нагнулась, притворяясь, что не заметила его, — для того, чтобы он с разбегу кинулся к ней и схватил за талию, словно помогая подняться… Так он обычно делал… Но сегодня Манольос стоял неподвижно. — Манольос! — крикнула она ему, не в силах более сдерживаться. Но Манольос не ответил и продолжал стоять на скале безмолвно и неподвижно. Леньо подбежала, взглянула на него и закричала: — Матерь божья! И рухнула на землю. Манольос наклонился и поднял ее, но она одной рукой закрывала свое лицо, чтоб не видеть его, а другой отталкивала, не разрешая дотронуться до себя. — Уходи… Уходи! — кричала она пронзительным голосом. — Уходи! — Ты посмотри на меня еще раз, Леньо, — говорил тихо Манольос, — посмотри на меня, чтоб тебе противно стало и могли мы избавиться… — Нет, нет! — визжала несчастная девушка. — Уходи! Манольос вернулся назад и сел на скале. Несколько минут оба молчали. Наконец Леньо промолвила: — Что с тобой случилось? Ради бога, скажи, что с тобой случилось? — Проказа… — спокойно ответил Манольос. Леньо вздрогнула и отвернулась лицом к селу. — Я уйду, — сказал она. — Ты поэтому меня позвал? — Да, поэтому, — спокойно ответил Манольос. — Можешь ли ты теперь выйти за меня замуж? Не можешь. Можешь ли ты рожать от меня больных детей? Не можешь. Уходи! Снова оба замолчали; потом послышался безудержный, безутешный плач девушки. — До свиданья, Леньо! — сказал Манольос и повернулся, направляясь к кошаре. Леньо не ответила. Вытерла желтым платком глаза, посмотрела кругом. Она не знала, что теперь будет, куда ей теперь идти. Манольос уже скрылся из глаз, и мир показался ей пустынным. Солнце стояло в зените. Слышался лишь звон колокольчиков — это овцы брели отдохнуть под тенью огромного раскидистого дуба. Где-то заиграла свирель: ее печальный голос раздался в тишине, но тут же замолк. — 111 —
|