Глава 19
Несколько дней спустя я возвращаюсь в отель «Челси» - как выясняется, в последний раз. Незаметно проскочив мимо Германа, бегом взлетаю по лестнице и подхожу к своей комнате. Замок в двери, оказывается, уже успели поменять.
- А вот и он, - объявляет Герман, когда я спускаюсь в холл и подхожу к его стойке.
- Привет! Какая-то фигня творится с ключами, дверь открыть не могу.
- И не говори. У меня тоже какая-то фигня творится - никак деньги за номер получить не могу.
- Ах, вот оно в чем дело...
- А еще я поговорил с одним приятелем из «Нью-Йоркера», они там про тебя даже не слышали.
Герман торжествующе улыбается и берет со стола здоровенную связку ключей. Я рассчитываю на то, что он поднимется и откроет мне номер, но вместо этого он отпирает кладовку за своей спиной, и я вижу, что моя дорожная сумка и пишущая машинка уже перекочевали сюда.
- Спасибо за то, что выбрали наш отель. Удачи на поэтическом поприще.
Я, надрываясь, подтаскиваю свое барахло ко входу и вдруг вижу, что дверь мне любезно придерживает Нейт.
- А, Человек Травы! - орет он во все горло. - Ты где пропадал?
Я смотрю на Кей, стоящую рядом с Нейтом. Она в упор не замечает меня, пристально разглядывая что-то на полу прямо у нее под ногами.
- Только не говори, что сваливаешь от нас.
- Да вот, переехать решил, - отвечаю.
- Ну ладно, удачи тебе и все такое. Кей наконец вступает в разговор:
- Слушай, надо бы выпить чего-нибудь вместе. Посидим, угостим тебя на прощание...
- Ну, не могу, не могу я, детка, понимаешь, - говорит ей Нейт. - Я ведь обещал этой репортерше из «Роллинг стоун», что перезвоню, и должен был это сделать, наверное, час назад. Сейчас, кстати, сколько времени?
- Ну, тогда я пойду в бар и угощу его на прощание, - с вызовом в голосе говорит Кей.
По такому знакомому коридору мы идем в «наш» мексиканский ресторан. Буквально месяц назад тут зародились наши отношения, ну а сейчас мы здесь же произведем им вскрытие и выпишем свидетельство о смерти.
- Что случилось? Куда ты пропал? - спрашивает меня Кей, когда бармен приносит нам заказанную выпивку.
- Да так... В Корею вот ездил, хотел с тобой повидаться.
Ее глаза в течение нескольких секунд словно играют в классики. В них отражается то смятение, то виноватость, то какие-то упреки, то сожаление и грусть.
Наконец, взяв себя в руки и вернувшись на исходную позицию, Кей переспрашивает:
- Ты ездил в Корею? Так почему же ты не...
- Нейт.
Кей снова принимается изучать пол.
- Клянусь тебе, я понятия не имела, что он туда приедет. А он взял вдруг и нарисовался ни с того ни с сего.
- Ну да, с морем цветов, как мне рассказали. И с камешками.
При этих словах я выразительно смотрю на нитку бриллиантиков, сверкающих у нее на шее.
- Это все я виновата, - говорит она. - Внушила тебе, что с Нейтом все кончено, а потом...
- Да неужели?
- Ну да... Господи, что же я наделала, мы ведь с тобой... То есть ты... Ты был просто потрясающим. То есть ты и есть потрясающий, ты заслуживаешь такого счастья...
Я поднимаю руку - хватит, мол.
- Во-первых, сделай одолжение, избавь меня от прощальных речей. Сам не раз и не два уходил от девчонок и хорошо знаю, что ты сейчас чувствуешь.
- Ничего ты не представляешь. Ты понятия не имеешь, что я сейчас чувствую...
- А во-вторых, смею тебя заверить, я имею именно то, чего заслуживаю.
Задумчиво помолчав, Кей произносит:
- Я тогда совсем запуталась. Да и ты пропал. Я ведь, когда вернулась, хотела с тобой увидеться. А тебя все нет и нет. Записки не оставил, телефона я твоего не знаю, сам не звонишь.
- Знаешь, как-то, прямо скажем, не до того было.
- Мама? - осторожно спрашивает Кей.
Я киваю и ловлю на себе ее искренне сочувствующий взгляд.
- Ты, наверное, меня ненавидишь, - тихо произносит она.
- Ненавижу? Вовсе нет, - почти искренне уверяю ее я. - Расскажи хотя бы в двух словах, как у Нейта дела? Я так понимаю, им уже «Роллинг стоун» интересуется. Карьера на взлете.
- Ну, типа того... По крайней мере на данный момент. Что будет дальше - кто знает.
Я чувствую, что в ее душе дверь для меня снова приоткрыта, через узкую щелочку вновь пробивается луч надежды.
- Кто знает.
На прощание мы тепло обнимаемся и расходимся. Я тащу на себе баул и пишущую машинку до конца квартала, затем сворачиваю в переулок и пристраиваю свой багаж прямо на тротуаре. Дальше я иду уже налегке. И, оказавшись на станции, сажусь в первую же электричку, идущую до Левиттауна.
— 34 —
|