в поисках притаившихся на ее просторах книжных лавок, где могли найти приют некие авторы на «Ш» и «Г», ибо дед поставил своей целью «штереть» эту парочку в порошок! Он хотел, чтобы на его могиле было высечено: «Ш...? Г...? Кто такие?» Почти сразу после покупки машины мать стала высказывать вслух надежду, что деда все-таки посадят в тюрьму или его прикончит какой-нибудь наемный убийца, подосланный этими мерзкими баварцами: ей не давало покоя, что в доме уже тридцать лет не меняли занавески, а при этом на улице припаркован автомобиль, продав который можно было купить половину нашего дома. По поводу наемных убийц дед пожимал плечами: «О том, чтобы кто-нибудь выследил меня в Маклесфилде, не может быть и речи. Этот городишко - его просто не существует для внешнего мира. Точно так же, как для большинства здесь живущих не существует внешний мир». Подходя к «дому под оливами»Я захлопнул дверь машины и пересек улицу: казалось, та с каждым шагом становилась шире или, может, просто имела какую-то непереходимую ширину. Сознание мое итожило прожитую жизнь. По мере того как воспоминание за воспоминанием въезжало на отведенную ему площадку для парковки, итог получался все более неутешительным. О чем я не напишу 1.7:????????????????????????? Когда я достиг «дома под оливами», мне всюду мерещились некрологи. Именно теперь, когда он был особенно близок к тому, чтобы внести выдающийся вклад в изучение досократиков... Я встряхнулся, отгоняя прочь эти мысли. Если вы разменяли полтинник, но зеваки при встрече с вами на улице не срывают с головы шляпы, вы трудились на работодателя, имя которому - забвение. Фелерстоун как-то прошелся по моему поводу: мол, единственное, что я могу привнести нового в мою профессию, это расписать задницу гиппопотама фрагментами досократиков. Пожалуй, если я переживу сегодняшний день, я возьму на прокат гиппопотама и отправлю его Фелерстоуну - предварительно и — 344 —
|