Философы с большой дороги

беспокойства; ужас вытеснил саму память о моем «я».

На окраине деревни мы нашли девочку-водоношу, набиравшую из колодца

воду, - она лежала рядом со своими ведрами. Ей было лет

одиннадцать-двенадцать. Очень хорошенькая. И хорошо одетая - для дочери

нищего крестьянина, живущего в зоне ожесточенных военных действий. Она

прекрасно выглядела - ни крови, ни грязи, никаких следов ранения, за

исключением того, что у нее была начисто снесена верхняя часть черепа;

просто девочка с фотографии, у которой кто-то ножницами отрезал верхнюю

часть головы; красивая девочка, слегка подрезанная.

Я упал на четвереньки - и разрыдался, заревел, взвыл. Я выл, ревел,

плакал и проливал слезы, и размазывал их по лицу, и заходился в рыданиях -

подставьте любое слово, выражающее скорбь и отчаяние, подставьте их все, -

мои эмоции ручьями хлестали из глаз; водопад скорби. Я рыдал по девочке, но,

думаю, рыдал также и по себе, обреченном жить в мире, где подобное возможно.

Жерар бы, конечно, сказал, что я рыдал исключительно по себе. Поверьте, даже

для людей, которые намного сильнее меня, понятие достоинства связано с

условиями, близкими к тепличным. И лучше бы вам не пришлось проверять это на

собственной шкуре...

Проблема Жерара

На Жерара обрушилась вся неизбывность скорби, принявшая облик убитой

воспитательницы лицея.

Естественно, жена от него ушла. Семейная биосфера Жерара претерпела

невосстановимый ущерб после того, как по ней пронесся этот циклон.

Собственно, она была просто им сметена. Жерар для отмазки рассказал жене

некую невинную историю, зачем и почему он улещал в ресторане яствами

несчастную воспитательницу. Жена не поверила, будто то был милый невинный

вечер, и уж вовсе отказалась принять на веру, что духовное единство молодых

людей, может, и имело место быть, а какое иное - ни-ни, так как Ж. удержался