- Как? - Как свиньи. Брюхатый Б*, к примеру, перед завтраком свою супругу ставил раком. Отъебет, по жопе хлопнет, и звезда валится набок, как корова. - Как ты мог это видеть? - не верит Александр, который звезд этих видел на общедоступном широком экране - в гриме, париках и блеске. - Окна были напротив нашего. Пьянка и разврат. - Они же в браке? - А что такое брак? Официальное разрешение на свинство, больше ничего. Особенного свинства со стороны своих родителей Александр не замечал, разве что перед выходом "в свет" Гусаров с одобрением шлепнет мама по заду: "Тохес у нашей мамочки!" Но ему импонирует критический подход. В Крыму он вспомнил и составил - в количестве 217 - список всех людей, кого он в жизни лично знал; так вот: никто из этих граждан, исключая разве что деда, данность мира критике не подвергал. Тем более такими словами - энергично, сильно, точно. Не хочется расставаться. Адам выдыхает себе в ладонь и сводит брови: - Надо зажрать кардамоном... - Прикусывает загадочный орешек, вынутый из сигаретного целлофана. - Перегар отшибает. А то учует, сука... * * * Увлеченный соседом по парте, он является на первый урок, забыв, что сегодня первым "мова". Как сын военнослужащего, он освобожден. В отличие от Адама, который готов рискнуть: - Шары не хочешь погонять? - Где? - У гауляйтера. - Которого взорвали, что ли? Вильгельма фон Кубе? - Ну. Смотрел "Часы остановились в полночь"? - Еще бы... "Мову" ведет директор, но, оставляя в школе пальто, они срываются. Самая жуткая картина детства, эти "Часы..." Из фильмов о покушениях Александр любит "Покушение" - которое на Гейдриха. Четко, чисто, по-мужски. Тогда как коварство этих лжеслужанок, которые стали Героями Советского Союза за то, что подложили гауляйтеру и генеральному комиссару "Вайсрутении" мину в постель, которую палач разделял с супругой на сносях... - Анита, кстати, осталась невредимой. А наших героинь Вильгельм ебал... - Ты думаешь? - Поэт ведь был. И даже драматург. - Фон Кубе? Подняв воротники пиджаков, руки в брюки, они бегут вверх по заснеженной улице Энгельса. Вслед за Адамом он сворачивает во дворик. - Здесь... Старинный особняк. В бывшей резиденции германского поэта-палача теперь клуб письменников. Реальность пропадает. Его охватывает чувство, которое невозможно передать, он как в бреду на стыке двух наваждений, двух фантасмагорий, друг с другом ничего не имеющих, но каким-то непостижимым образом взаимопроникающих. Оставляя навсегда одну в заснеженном дворе, где лукавый истопник помогал девчатам Осиповой и Мазанник пронести в полешках адский подарок из Москвы, он всходит на крыльцо и за тяжелой дверью погружается в другую... — 34 —
|