|
– Какой беспорядок, – посетовал он. – Кому звонить? – Это дело начальника полиции. Важное дело. Краббе уловил на кухне голоса и спросил: – Тут еще кто-то есть? – О да. Нас всего человек тридцать. Вы не против, если они поедят? А-Винь сварил рис, а в кладовой у вас мы нашли банки мясных консервов. Краббе трясущейся рукой потянулся к телефону. – Слушайте, – сказал он. – Который час? Просто понятия не имею. Бу Инь взглянул на «Ролекс» у себя на руке. – Час ночи. Лучше звоните домой начальнику. Только дурак торчал бы сейчас в участке. Краббе послушно попросил соединить его с домом начальника полиции. Голос его звучал пьяно, голос начальника – сонно и недовольно, с намерением бросить трубку. Но когда Краббе упомянул Бу Иня, голос начальника насторожился, точно форму надел. – Бу Инь, говорите? – Именно. – Боже милостивый, обождите. Ничего не предпринимайте. Задержите их там. У вас есть оружие? – В данный момент нет. Но по-моему, могу достать. Один из террористов услужливо протянул Краббе маленький автомат. Незаряженный. Другой услужливо разбудил Картар Сингха и его напарника. Казалось только справедливым приобщить их к славному делу. – Знаете, – объявил Краббе, – это самое зелье А-Виня довольно хорошее. Я себя чувствую гораздо лучше. Слабость, конечно, но это неизбежно. Хотелось бы знать, не окажет ли А-Винь любезность, не заварит ли чай? – Он по-прежнему ваш слуга. Вы его об увольнении не предупреждали, он вас об уходе не предупреждал. Чай, конечно, приготовит. – А что это за снадобье? – Очень сильное. Печень тигра, тушенная в бренди. Лучше всех европейских лекарств. Краббе попал в газетные заголовки. Когда заголовки забылись, по кампонгам по-прежнему кочевали рассказы, как белый мужчина, хоть и умиравший от лихорадки, единолично поймал тридцать опасных коммунистов-террористов. Пока он, выздоравливая, сидел на веранде в прохладных сумерках, вокруг него вновь собирались малайцы, позабыв о том времени, когда они в нем сомневались, флегматично выслушивая, что он – враг человечества. Краббе им рассказывал свою историю, сильно приукрашенную, ибо чистая правда не польстила бы Востоку. Он знал, что когда-нибудь эта история претворится в один из подвигов Хань Туа, храброго малаккского Лакшманы,[60] или, скромней, в хитроумную шутку, сыгранную легендарным оленьком с целым стадом слонов. Когда Краббе вернулся в душный кабинет в колледже хаджи Али, Джаганатан с удивлением и удовольствием поднял взгляд от заваленного начальственного стола. — 114 —
|