|
— Все! Что значит — все? — сказал я. Но девушка уже спала. Или притворялась, что спит… Проснулся я около шести часов. Комната была залита невесомым июньским светом. Я сел, огляделся и едва не вскрикнул. За стеклянной дверью на кухне танцевала Антонина Георгиевна. Танец был изысканный, грациозный, с необычными фигурами, долгими паузами. В руке она держала легкий газовый платок. Бесшумно двигаясь, взмахивая платком, она задевала то край умывальника, то стенные часы, то цветочный горшок. Глаза ее были полузакрыты. На лице я заметил выражение тихого счастья. Этот безмолвный хореографический номер производил ужасное и трогательное впечатление. Я разбудил Лиду, и несколько мгновений она следила за гостьей. Потом натянула халат, включила магнитофон и с грохотом отворила рамы. Мне нравилось, что Лида всегда так быстро переходила от глубокого сна к активной деятельности. За исключением тех минут, когда я домогался ее любви… Я посмотрел в окно. С девятого этажа казалось, что на земле царит абсолютный порядок. Газоны ярко и аккуратно выделялись на сером фоне. Ровные линии деревьев образовывали четкие углы на перекрестках. В эту секунду я испытал знакомое чувство, от которого мне делается больно. Мне захотелось оказаться там, на ветру перекрестков. Там, где человеческое равнодушие успокоило бы меня после всей этой духоты, любви и нежности… Гостья услышала шум и оказалась на пороге. — Чего ты поднялась? — спросила Лида. — Еще автобусы не ходят. — Нужно позвонить в Москву. — Антонина Георгиевна решительно сняла трубку. По неумолимым законам абсурда ее тотчас же соединили. — Семен, — крикнула она, — ты дома? — Ты всех разбудишь, ненормальная, — сказала Лида. — Семен, значит, ты дома! А я была уверена, что ты развлекаешься! — Тошка, перестань, — сказала Лида и добавила: — Это ее муж… — Я думала, что у тебя сублимация. Должен же ты сублимировать научный потенциал?! Отвечай, вейсманист-морганист!.. Где Митя? Позови Митю! Позови моего сына, негодяй! Позови, иначе я буду звонить каждые три минуты! Причем не тебе, а самому Косыгину!.. — Перестань, — сказала Лида, — ты у меня в гостях. Ты не должна оскорблять людей. Мне это неприятно. Антонина Георгиевна бросила трубку. На лице ее выступили розовые пятна. — Поеду на «Ленфильм» и все скажу Киселеву. Кисель меня поймет. — В шесть часов утра? — засмеялась Лида. — Тебе придется излить душу швейцару. — Я скажу им все, — продолжала гостья, — абсолютно все. Я им такое припомню! Пушкина убили, Лермонтова убили, Достоевского сделали эпилептиком… Достоевского им не прощу! Вот кого жалко, хоть он и украл, паскуда, мой сюжет!.. — 110 —
|