Диагноз и другие новеллы

Ине мчится к замку… На самом верху башни стоит множество людей. Не Мортена ли она видит там в стороне, налево?

Com’e bello ilmio Mario! [161]

ВРЕМЯ ПОЧТИ ЧАС. Мортен вплотную подходит к статуе архангела Михаила на башне. Вынимает нож из ножен. Он теперь — силён и решителен. Он теперь тот, кто со всем справляется сам. Он не такой, как император Адриан. Он не нуждается в помощи рабов, чтобы умереть.

Сначала он делает жёсткий разрез на пульсе у запястья. Затем всаживает нож под левую грудь и падает на него.

Ине врывается на сцену. Ей не по себе. Она видит, что люди толпятся в стороне возле архангела Михаила.

Она прокладывает себе путь. Смотритель здания… Два смотрителя и один полицейский. Они склоняются над каким-то человеком.

— Morto, signore.[162]

Ине бросается пред ним на колени.

— Мортен, Мортен!

Она тормошит его.

— Вставай, Мортен! Слышишь, вставай!

— Morto, morto!

Она падает на тело Мортена.

— О Мортен, ты умер?

Она воздевает руки к небу.

Ведь это только недоразумение! Ошибка!..

— Вы знаете его, синьорина? Знаете, кто он? Она плачет, смотрит на полицейского. Он хватает её за руку.

— Вы знаете, как его зовут?

— Si, si[163]. Марио Каварадосси.

Тут появляется другой.

Он кладёт ей руку на плечо.

— Он уже мёртв, Ине. Идём!

Она холодно смотрит на него. Холодно и жёстко…

— Это конец, Ине, теперь — конец…

Она вырывается из его рук.

— Ещё нет, по-настоящему ещё нет!

Она всецело входит в роль. Что-то словно поднимает её. Она знает, что ей надо делать. Роль затвержена наизусть. Либретто она знает как свои пять пальцев.

Она бежит к выступу, встаёт на перила.

— Ине, что ты делаешь? Остановись, Ине! Ты с ума сошла!..

— Avanti a Dio![164]

Она бросается вниз и падает к мосту Святого Ангела на берег Тибра.

В ту же самую минуту в её почтовый ящик в доме на Черёмуховой улице опускается письмо.

СВОБОДА

Добрый вечер, говорим мы, размахивая руками. Мгновение спустя мы, боязливо оглядываясь по сторонам, закуриваем сигарету. Надеюсь, я ничего дурного не сказал?

В чём причина всей этой бессмысленной суеты?

Лишь краткий миг ползаем мы по земному шару во Вселенной. А потом медленно отступаем при виде трамвая!

Впечатление такое, что мы больше боимся жизни, чем смерти, словно наша боязнь пред ближним сильнее страха пред космической ночью.

Независимо от того, кто мы есть и что мы делаем, это будет забыто через сотню или тысячу лет. Не должно ли нам сделать кое-какие выводы из прожитого? Я полагаю — не должно ли нам использовать наше тщеславие себе на пользу, превратить его в средство духовного обогащения?