|
- Отдал? Это же миллионы? Взгляд презрения не удержал его от расспросов: - Куда, в музей? - В фонд будущего Испании, - сказала она туманно... - А Дали? Этот предлагал построить вдоль дороги к Мадриду сплошной памятник из костей коммунистов. В моей семье имя лучше не произносить. Но мне ближе Дали. Не знаю, почему. Может быть, потому что однолюб. А знаешь, что он женат на русской? Их накрыла тень. Александр успел перекатиться от смявших полотенце пяток. Крутозадая бетонщица, уводимая в лесок парнями, оглянулась: - А говорят, мужики на кости не кидаются. Но в почву не втоптали. И за то спасибо. По пути обратно она вскрикнула в тоннеле через насыпь. Он зажал ей уши. Они стояли, пережидая гром электрички. Открыв глаза, она спросила: - А ты бы мог во Франции? - Что? - Жить. Писать? - Не знаю. Не могу себе представить. Она нарисовала: Какой-нибудь бидонвилль "Голуазы" без фильтра и вино. - Французское, надеюсь? - Но из пластмассовых бутылей. Такое солнце, как сейчас. И взгляд отчаяния. - Отчаяния? - А ностальгия? Все эмигранты впадают, но, говорят, что русские особенно... Они перешли рязмякшее шоссе, обогнули заборы уцелевших вдоль дороги изб и в зоне тишины стали подниматься через пустырь. Меж ног Инеc сверкнуло солнце. Окна и двери в спальне и гостиной были распахнуты, но вместо сквозняка квартиру пробивал луч - гигантский, как в войне миров. - Ты хочешь надеть это платье? То, что прислала ей мать из Парижа, было не только мини, но и просвечивало от и до - откуда, из-под самой перемычки слипов, не сразу сходящиеся бедра пропускали треугольничек солнца, который резал, как алмаз. - А что? - Ничего, - ответил Александр, выступая в крестный путь отсюда к центру Москвы, которая даже в африканский зной отстаивала свой пуританизм. В образцовом городе коммунизма в постоянной готовности добровольная полиция нравов - из климактеричек сталинского закала и предположительно православных их матерей, ну абсолютно озверелых бабок. Инеc демонстриро-вала полную невозмутимость, он же от бессилия перед вербальной агрессией в автобусе, в подземных переходах, в вагоне метро, на эскалаторе, на остановке и в трамвае совершенно изнемог. Они добрались наконец до лестничной площадки, где исходило просто триумфальной вонью ведро "Для пищевых отходов". Матраса, на котором простыни, как их ни подсовывай, завинчивались в мокрый жгут, Инеc вдруг стало мало - или чересчур. Во всяком случае, ей захотелось увидеть его друзей. В компанию. Развлечься. Она прислонилась к стене. Александр сменил свой кулак на каблук, и это возымело - к двери подшлепали босиком. — 31 —
|