|
Ну что ей до меня? Она была в Париже... Эффект "Рябиновой горькой". В смежной комнате им уступили лучшую по качеству кровать. Были застелены хрустящие простыни. Фэр амур в чужом месте Инеc долго не соглашалась. Утром на нее смотрели, как на Мессалину. Войдя в ванну, где при помощи указательного пальца Александр чистил зубы "Мятным" зубным порошком, Перкин понизил голос: - Если серии криков соответствуют, то записалось, знаешь сколько? Двадцать один оргазм. - Не может быть. - Невероятная акустическая порнография. Александр испытал зависть. - Сделай копию на память. - Квалифицируется как распространение. Будешь приходить ко мне слушать. Во время чая зазвонил телефон. Выслушав, Перкин прикрыл мембрану: - Хотите на Годара? Инеc не поверила: - В Москве? - Предупреждаю, сеанс подпольный. Это было в обсерватории - где-то на краю Москвы. Поблескивая очками, сверху вниз на них смотрел битком набитый зал. Ряд подвинулся, уступая место с краю Инеc и Александру. Потом и под Раей с Перкиным отскрипели ступени. В тишине кто-то пытался сдержать нервную икоту. Свет погас. Внизу озарился экран. Французские титры навели на резкость, и невидимый голос произнес в микрофон: - "На последнем дыхании"... Инеc стиснула ему запястье: "Мой любимый фильм!" Переводчик звучал, как со сдавленным горлом. Инеc стала переводить ему сама - горячим шепотом. На экране безмятежный утренний Париж, но вокруг обсерватории - как черный космос. Ощущение угрозы томило его. Предчувствие грозы? Жан-Поль Бельмондо и Джин Себерг были уже в постели, когда в первых рядах головы повернулись к двери. Которую вдруг вышибло. - СЕАНС ОКОНЧЕН, - объявил мегафон. - ЗДАНИЕ ОКРУЖЕНО. ВСЕМ НА ВЫХОД И БЕЗ ПАНИКИ ПО ОДНОМУ В МАШИНЫ. ДАЙТЕ СВЕТ. Экран погас. - СВЕТ ДАЙТЕ. Мегафон захлебнулся в темноте. Сверху обрушился весь зал. Вырвавшись из потной толпы, они прижались к стене за дверью. В тамбуре первые зрители нарвались на кулаки, но под напором зала засаду вышибло наружу. Таких воплей Александр еще не слышал. Инеc сжимала ему руки, ее трясло. Кто-то ложился под пюпитры, но это не выход. Крики снаружи рассеивались. Зрителей было больше, чем кулаков у нападающих. Они протиснулись в тамбур. Фары машин били по входу, но их прикрывали те, кто был впереди. Потом свет ударил по глазам. - Давай! На асфальте чернела кровь, и под подошвами хрустели сбитые очки. Справа две тени вбивали третью в "воронок". Они рванули прямо на свет, где был проход между машинами. Человек в одной стал открывать дверцу, чтобы отрезать путь, но Александр вбил его обратно. За машинами было темно, из черноты клумбы бил запах взрытой земли, затоптанных цветов. Кирпичный бордюр рассыпан. — 33 —
|