|
После кофе она отключилась. Он накрыл ее пледом - сразу всю. С ботинками и стриженой макушкой. - Клубочком свернулась. Парижаночка. И где? В бандитском, можно сказать, притоне... - Глаза его увлажнились. - Идем, не будем ей мешать. Александр мыл тарелки, он вытирал. - Переутомляться ей нельзя. Сердечко. - А что с ним? - Ничего. Но с кулачок ребенка. Конституционно. - Это она тебе сказала? Горделиво Альберт кивнул. - А про латино? - Нет... - Любовник у нее. Можешь себе представить. - Ну и что? Подав ему нож, Александр завернул кран. - А ничего. Женщина как женщина. Со всеми вытекающими последствиями. Упрямые слезы навернулись Альберту на глаза. - Не для нас. - Что за комплексы, сержант? - Это не комплексы. - Тем более, что все равно уедет. Так или иначе. - Я умоляю, друг. Должно же что-то быть святое? - И отворачиваясь, прошептал: - Пусть лучше так. Соседи сверху били по трубе, но, стиснув зубы, Александр дописал введение до точки. - Вот. Дон-Кихоту от идиота. Когда она нагнулась, он коснулся ее затылка - кончиков волос. Щелкнул разряд. Он отдернул руку. Засмеявшись, она подняла глаза. - Последний кофе? Альберт предупредительно вскочил: - No te muevas!* * Не двигайся (исп.) Глаза Инеc сияли чистой радостью. Теперь она успевала на встречу с Фердыщенко - научным руководителем диплома. После кофе она стала собираться. Утро, конечно, мудреней, но у нее масса неотложных дел. Включая выбросить салат "весенний", который перед визитом в Спутник она приготовила себе на вечер. Последним автобусом она уехала. Александр спросил: - Доволен? Стоя на краю ночи, они закурили. Слышно было, как автобус огибает Спутник. С веранды долетала музыка. - Может, на танцы? - На х... У подъезда Альберт попросил пиджак: - Схожу, пожалуй. - На фингал не нарвись. - Кто, я? В чемодане с рукописями был димедрол. Александр запил таблетки ромом и ничком пал в запах парижанки. Утром, входя в сортир, он отшатнулся и встряхнул мозги. Стены распирала какая-то бетонщица, с ногами влезшая на унитаз. Губы сложились сердечком. - Писию, - сказала она так, будто за это будут бить. В день закрытия Недели французского кино давали "Орфей спускается в ад". Высотное здание на Котельнической, где кино "Иллюзион", осаждала на солнцепеке вся Москва. "Лишних билетиков" не досталось. Вода в Яузе лоснилась, запыленная. Огибая высотку, приток неподвижно впадал в Москву-реку. Над ней торчали заводские трубы периода "первоначального накопления" - прямо напротив невидимого Кремля. От сознания, что юный Жан Маре уже начал инфернальный спуск, хотелось броситься с моста. — 15 —
|