- Не водки. Рому. - Где ж ты такое видишь? Альберт показал на светлый тростниковый Сапеу: - Вон стоит. - Кубинская ж отрава? Очередь загудела в поддержку: - Если душа солдата просит? Ты, Люба, знай-давай. Мы, сказано, народ-интернационалист. То, что в Москве еще не поздно, в "спальном городе" уже глухая ночь. Из черноты окна сквозило свежестью полей. Такси здесь нет, в Москву только автобусом. В ожидании последнего Александр наблюдал, как иностранка, готовая подняться, сводит пальцы на подлокотниках. И разжимает снова. Альберт крутил El condor pasa. Эту - и еще "Сесиль". Мятую сорокопятку фирмы "Мелодия". Она услышала автобус тоже. Издали - когда на перемычке мотор стал брать подъем. Улица здесь с односторонним движением. Автобус описывает петлю вокруг Спутника и - буэнас ночес - назад в столицу. Пыточный инструмент, а не маршрут. Гаротта. Завинчивая винт на горле, автобус остановка за остановкой - приближался. Под взглядом огромных черных Александр очерствел лицом. Синьорита, мадемуазель... Ваш выбор. Автобус захлопнул двери. Она осталась. Через мгновение дом затрясся, на столе зазвенело. - El condor раsа, - сказал Альберт. Они смеялись, глядя друг на друга, - Инеc и Александр. Он не смеялся так давно - до слез. Потом хватил рома и впал в апатию, слушая, как, помимо испанского, на котором с Богом, Альберт уже извилисто впускает по-французски. Ложиться пришлось вместе. Встроенный шкаф в открытом виде превращался в динамик. Надев мундир на проволочную вешалку, Альберт слушал, как в гостиной гостья чиркает спичкой. - Курит... Невероятно. Закрыл деликатно дверцы. Лег и свел пальцы под затылком. - Ну, друг, скажу тебе... Сверхиностранка. Везде была, все языки свои. Вот уж, действитель-но, гражданка мира. Каким мир еще неизвестно когда будет. Поверх границ. Александр отвернулся к стене и подсунул край одеяла себе под поясницу. - В казарме я забыл, что, кроме биомассы, в этом мире есть еще и люди. Она ведь как бы на пьедестале, да? Где золотом написано: "Эчче Уомо". Воплощенное достоинство. Свобода. Ты заметил? Ничего не боится абсолютно. Говорит что думает, что думает, то говорит. Вот это оно и есть - Европа. Нет, в ориентире мы были правы. Запад. Только Запад. А ты что думаешь? - Про что? - О ней. - "Фрэнч кисс", - я думаю. Сосет, наверно, хорошо. Он оскорбился. - Ты не был циником. - Я говорю, что думаю. Он замолчал. Самоизвергаясь, член подпрыгивал над впадиной живота. Александр утерся и отбросил простыню. Альберта не было, от парижанки только запах. По пути на кухню под ноги попалась фуражка с голубым околышем. Он пнул, она обратно прикатилась. Он подобрал, повесил. — 13 —
|