|
- А вы таки хам, - рассердился король. - Эта, как вы изволили выразиться, пастушка - моя жена, Дульсинея Тобосская; из-за нее, между прочим, люди тыщщами гибнут, она - секс-символ нации! - Или вы больны, - Санчо даже вспотел, - или у меня горячка. - Какой-то вы странный, рыцарь, - заметила Дульсинея. - Где же это вы все свои доспехи растеряли? Санчо постучал себя по лбу, но консервного звука не услышал. - Дело в том, что я не рыцарь, - сознался он, - а простой оруженосец. А на вашем месте я что-нибудь сделал бы, чтобы остановить войну. Все же ведь думают, что вы секс-символ, а вы бы вышли и сказали всю правду. - Это ничего не изменит, - сказала Дульсинея. - Я не причина войны, а только повод, оправдание. Жернова вертятся, потому что ветер дует, а ветер дует всегда. Санчо попрощался с хозяином постоялого двора и его женой, делая при этом вид, что считает их королем и королевой. Выйдя наружу, он оказался на автобусной остановке, где уже шла посадка, но Санчо не надо было ни в Мехико, ни куда-либо еще, поэтому он просто присел посидеть. От очереди отделился молодой человек в сверкающих доспехах и, представившись очередным бредовым именем и ученой степенью, стал напрашиваться к Санчо в оруженосцы. - Если у доблестного рыцаря есть сердце, он не сможет отказать мне в моей просьбе, - сказал молодой человек. - Какой же я тебе рыцарь? - ничуть не изумившись, удивился Санчо. - У меня и доспехов-то нет.
51. Пленка.
Когда жена выгнала Ходжу Насреддина из дому, он сказал про себя: "В действительности она добрая и чистая женщина, сущий ангел". Вытерши кровь с лица, он стал измерять шагами улицу, прикидывая, где бы переночевать. С приходом темноты существенно понизилась и температура, поэтому Насреддин стал повторять: "Мне жарко. Тепло разливается по моим рукам и ногам. Мне жарко". Теплее от этого ни капли не становилось, но, как известно, блажен кто уверовал безо всяких на то оснований. Через полчаса, остервенело потираясь, Насреддин сказал вслух: - Спасибо Тебе, Господи, за то, что Ты создал такой совершенный мир! Воистину, наилучший мир из всех возможных... - жрать, правда, уже хотелось чертовски, и Насреддин, кривляясь в темноте от ужаса, поплелся назад домой. - Фатима, - неуверенно проблеял он и поскреб пальцами дверь, - Фатима, пусти меня, что ли, переночевать, а? — 133 —
|