Из глубины размышлений меня вывел разговор о домике Бабура. По словам друга Гамната, на вершине горы собираются построить телевизионную антенну, одна из опор должна вонзиться точно в развалины медресе. Поэтому остатки фундамента снесут, на их месте выроют глубокий котлован и зальют бетоном. Меня сильно подмывало спросить, что это за просветление такое, после которого начинается война, гибнут десятки тысяч человек, сжигаются города, исчезают народы. Задать вопрос я не успела, Гамнат вдруг напрягся, его спокойное лицо окаменело, – Если они только притронутся к медресе, – сказал он, играя желваками, – я своими руками уничтожу тех, кто тронет с места хоть один камень. Сидящие на ковре мужчины подняли руки и повторили жест Абая: протянув в сторону горы раскрытые ладони, сложили их ковшиком, и, словно зачерпывая невидимую субстанцию, поднесли к лицу. Затем разговор снова перешел на местные новости, и я уплыла к своим берегам. Спать легли поздно, в открытое окно светила луна, звезды прятались среди листьев шелковицы. Я начала потихоньку погружаться в дрему, как вдруг увидела человека. Он висел над шелковицей, ухватившись за нее, будто ныряльщик за камень на морском дне и внимательно смотрел на меня. Его ноги были подняты вверх, тоже, как у ныряльщика. Я приподнялась на локте, не зная, что делать, он отпустил руку и уплыл вверх. Сон, очередной сон без разгадки…. Проснулась я рано, до рассвета, умылась и вышла во двор. Гамнат разминался на небольшой площадке перед воротами: подпрыгивал, отжимался, приседал. – А, Танюша! – приветственно помахал он рукой, не переставая приседать. – Как у тебя со спортивной формой, в порядке? – Вроде ничего, – я пожала плечами. – А в чем вопрос? – Пробежаться можешь? Если можешь, гарантирую потрясающее зрелище. – Ради зрелища можно и пробежаться. – Ну, пошли. Мы выбежали на улицу и затрусили мимо спящих дворов. Стояла молочная тишина утра, нарушаемая лишь журчанием воды в арыке и пеньем ночных птиц. Через десять минут неспешного бега мы оказались перед горой. – Наверх сможешь? – спросил Гамнат. – Если не бегом, то смогу. – Полезли! И мы полезли прямо по глинистому откосу. Взбираться оказалось не тяжело, довольно пологий склон горы густо порос кустами, за ветки которых было удобно цепляться. Дожди проточили в глине множество ложбин и рытвинок, куда плотно упирались ноги. Взобрались мы минут за двадцать, и, обежав громадные буквы лозунга, уселись на теплом фундаменте медресе. Раскаленные за день камни ночью не успели остынуть, сидеть было приятно и странно. На вершине стояла тишина, еще более глубокая, чем внизу, ее нарушало только посвистывание ветра в ржавых подпорках букв. — 326 —
|