|
– А как? – поинтересовалась Герда, закуривая очередную сигарету. Курила она непрерывно, и табачный дым, перебивая запах свежей воды, тянущийся от реки, начал меня раздражать. – В одной из комнат медресе ставили палатку из белого шелка. Сеид, предварительно постившийся сутки, уединялся в ней на два дня. Без еды и питья, не выходя из палатки. Почти сразу он впадал в транс – в трансе его посещали небесные посланцы Магомета, обучая тайнам Корана и скрытым заповедям ислама. Особо успешных учеников, говорят, навещал пятый имам. Но это лишь слухи. Вообще, все, что касается учебы сеидов, основано исключительно на слухах. Сами они никогда не раскрывали подробностей, рассказы же тех, кто наблюдал за происходящим со стороны, далеки от истины. Хаким – последний суфий в известном роду, его дети отошли от веры, превратились в простых дехкан. Я пытался расспрашивать его про палатку и визит имама, но он отмалчивался. Сказал лишь, что посещение напоминало сон, очень явный и отчетливый сон, абсолютно походивший на реальность. Абай продолжал рассказывать, а я ощутила, как мои веки слипаются. Дым от сигарет Герды ел глаза, я отползла в сторону, опустила голову на траву и заснула. Во сне, наверное, под впечатлением рассказа Абая, мне привиделся старец в белой чалме, белом халате и с кинжалом, в богато украшенных золотом ножнах на поясе. Он испытывающе глядел на меня, постукивая ногтями по ножнам. Пальцы у него были длинные, коричнево-темного цвета, ногти аккуратно заправлены, наподобие когтей. Их постукивание напоминало перекличку вагонных колес. Брови старца низко нависали над глазами, крючковатый нос походил на клюв, и вообще весь он смахивал на хищную птицу, готовую сорваться с места и растерзать добычу. Взгляд у него был недобрый, улыбка острая, губы, как ниточки, и смотрел он прямо в середину моего сердца, словно втыкая ледяную иглу. Не отводя глаз, старец оторвал от ножен коричневый палец и погрозил мне. Жест был страшен, я подняла руки, чтобы прикрыть лицо и с ужасом обнаружила их отсутствие. Вместо рук по бокам туловища болтались обрубки, заканчивающиеся там, куда раньше доходили рукава летней блузки. Я проснулась в поту, сердце колотилось от страха, ноги дрожали. Опустив руки в холодную воду реки, я попыталась смыть сновидение, но оно не уходило: лицо старца, его змеиная улыбка струились перед глазами. – Нехорошо спать на солнце, – пожурил меня Абай. – Сны дурные могут присниться. Еще под впечатлением от увиденного я рассказала Абаю про старца. Он долго выспрашивал подробности, уточнял детали, потом задумался. — 323 —
|