— Да, точно. Мне всегда больше нравилось смотреть футбол по телевизору. — Да… Мама произносит это «да» на вдохе, на датский манер. Я некоторое время жду. Перебираю в мыслях, во что я одет. Коричневые джинсы и простая синяя футболка. Я уже добрался до носков, как вдруг она говорит (я оборачиваюсь): — Хлин, я… — Да. — Я хочу тебе кое-что сказать. — Да. — Я хочу тебе сказать… я так долго ждала этого момента… — Да. — Я хочу тебе сказать кое-что, что уже давно пора было сказать… — Да. Подхожу к холодильнику и кладу на него локти. Скриплю им. Она выдавливает из себя слова, смотрит на меня: — Я сама не знаю… как тебе это сказать, но я… я… Это стало слишком серьезно. Ее аура слишком разрослась. Я всегда начинаю чихать, когда кто-нибудь начинает изливать мне душу. Наверно, у меня на чужие души аллергия. Я чихаю и говорю: — Извини. — Я долго об этом думала… и мне просто хочется тебе признаться… Но это так трудно сказать, особенно тебе. Но я… ты, наверно, что-то уже слышал, люди всякое болтают… Где-то глубоко в моей голове собирается взять старт чих номер два. Похоже, мама одна с этим не справится. Ей нужно помочь. Мне вдруг удается найти выход из положения до того, как я чихну. — Ты хочешь сказать, что ты лесбиянка? — выпаливаю я, а потом чихаю. Мама тем временем отвечает. Она в своем мире. Я не слышу, что она сказала: «да» или «нет». — Будь здоров! — Спасибо. — Что ты на это скажешь? — На что? — Что я влюблена в Лоллу. — Что ты лесбиянка? — А-а… да… Значит, мы с тобой больше никогда… — Она грустно улыбается. — Почему же. Лесбиянка так лесбиянка. Вот и отлично. — Правда? — Да. — И тебе это не кажется странным? — Ну, может, поздновато спохватилась… Хотя… лучше поздно, чем иногда. — Да, знаю… Она снова смотрит в чашку. Она все время была лесбиянкой? Или это приходит с годами? Представляю себе ее — двадцатилетнюю, с той же чашкой. В чашке кофе. Полна чаша будущего. Она была робкой и неуверенной в себе, выпила из нее не так, и на дне чашки получилась не та картинка. Папа, Эльса и я… Наверно, я должен быть ей благодарен, что она раньше не призналась в своей сексуальной ориентации. Иначе я сам не смог бы сориентироваться. Какой бы тогда у меня был ориентир? Сара?… Нет… Холодильник замолкает. Я отхожу от него. Она смотрит на меня, ее глаза — слезы в глазах — умоляют меня сказать что-нибудь. Я решаю как-то поддержать ее: — Правда. Ничего страшного, это просто вопрос о том, кофе или какао, вопрос в том, чего ты на самом деле хочешь. — 88 —
|