Вопрос, можно сказать, «на засыпку». И все же попытаемся ответить. Да, герои погибают. Но их гибель (которую в советском искусстве для детей и юношества, кстати, показывали и описывали без натуралистических подробностей!) свидетельствует прежде всего не о слабости и бренности человеческого тела, а о величии человеческого духа, о том, что не всё можно победить, не над всем можно надругаться. В «Колымских рассказах» Варлама Шаламова написана страшная правда о советских лагерях, и ребенок когда-нибудь ее узнает. Но прежде чем узнать, как страх, унижение и насилие превращали человека в зверя, прежде чем узнать, как люди ели людей, он должен узнать и прочувствовать другое: как люди в нечеловеческих условиях совершали нечеловеческие усилия, чтобы вопреки всему остаться людьми. Если же с детства внушать (а искусство обладает огромной силой внушения!), что человек —, всего лишь жалкая беспомощная букашка, которую можно подвергнуть самым разнообразным и изощренным мучениям, если ребенок с младенчества усвоит, что зло беспредельно (в нашу жизнь и так уже по-хозяйски вошло слово «беспредел»)... Ну что ж, тогда не жалуйтесь, увидев, как ваш сын униженно лебезит перед дворовым хулиганом, а также не надейтесь, что в будущем он будет опорой для старых (вас) и малых (его детей). Чего требовать от букашки?.. Ну и зачем же мы ополчились на американские фильмы? Там ведь и борющиеся со злом герои-супермены, и непременный «хэппи-энд». Все так, да только страсти-мордасти настолько перенасыщают этот «раствор», что человек (даже взрослый, не то что маленький!) — «выпадает в осадок». Лучше всего это выразил один пятилетний мальчик, который, оторвавшись от экрана и горько рыдая, прибежал на кухню:
Малыш посмотрел на маму какими-то недетскими глазами и очень серьезно сказал: — Мамочка, я ведь могу до конца и не дожить. Грёза о сникерсе Был период, когда и в модных в то время журналах вроде «Огонька», и по телевидению, и в разговорах на кухне на разные лады обсуждалась тема отъезда. Казалось, вопрос «ехать или не ехать?» решает для себя каждый человек. Во всяком случае, так было в Москве. Интересно, что глагол «ехать» не требовал дополнения. Сразу было понятно, что имеется в виду не поездка в Крым, не командировка, а эмиграция. Все это носило характер своего рода коллективного психоза. Звонишь кому-нибудь по телефону, а тебе в ответ: «Как? Ты еще здесь?!» Причем такой вопрос часто не соотносился с реальностью и мог быть задан человеку, который, даже если бы и очень хотел уехать, не имел никаких шансов реализовать это свое хотение. — 72 —
|