В зеркале философии

Сейчас (по данным О, Флехтхейма) насчитывается более сотни планетарных моделей, где исчислено, под­считано, пересчитано, взвешено, измерено, прописано все будущее человечество. И что любопытно, у всех по-разному. Когда-то знаменитый В. Леонтьев (аме­риканский социолог, выходец из России) построил та­кую модель, где использовал 15 частичных моделей, включающих 175 уравнений и 229 переменных. Поди разберись. А мы-то живем и не знаем. И человечество как-то проходит мимо этих забавных интеллектуаль­ных упражнений. Может быть, они и хороши для ре­шения частных задач. Но само их множество не внушает и нам доверия. Математизированные игры, компьютерные головоломки и реальная жизнь еще не сопрягаются. “Все человечество” пока что ни в какие даже в сверхсуперкомпьютеры еще не вмеща­ется.

Прогнозисты используют и прием “трендового ана­лиза”, то есть построение на базе фиксированных тен­денций наиболее устойчивой всеобъемлющей тенден­ции (тренда). На этой основе строится “сценарный подход”, определяется веер возможностей, перебира­ются варианты грядущего. Они отстраиваются по прин­ципу: как пойдет развитие при сохранении “таких-то” обстоятельств или как оно пойдет при возникновении новых факторов. В ряде случаев предлагаются “про­ектные концепции”, формирующие представление о том, что и как надо людям делать, чтобы добиться желаемых целей. Производится “экспериментальный мониторинг”, т. е. процедуры отслеживания динами­ки происходящих изменений, зондаж быстро изменя­ющихся ситуаций. Есть и немало других “техник” заглядывания в то, что еще не наступило, что еще грядет.

В религиозном (в частности, в христианском) виде­нии мира различают пророков, апостолов и апокалиптиков. Пророк, как отмечал С. Булгаков в своей кни­ге, посвященной анализу Апокалипсиса Иоанна, это тот, кто учит, обличает и предвещает грядущее. То ясе имеет место и в апостольских посланиях. А вот в апокалипсисе это как бы крайнее пророчество. Откро­вение, богочеловеческое дело. В нем открываемое пре­вышает человеческий кругозор, простирается в транс­цендентную область. Это не просто видения будущего, но грандиозное откровение о нем, вопрос—ответ о судь­бах мира и пределах истории. Это видение конца ис­тории, того, что будет и как это будет.

Ну что же, мы не пророки, не провидцы, не отме­чены печатью “свыше”. Кстати говоря, как недавно было ехидно написано у нас, нынче должность проро­ка вроде как бы упразднена. Это было высказано в связи с теми ожиданиями, которые возлагались на возвращение А. Солженицына и известным разочаро­ванием в нем как лиц стоящих у руля, так и значи­тельной части интеллектуалов, “приближенных” к верхам. На положение пророка мы, право, не претен­дуем ни в какой мере. Лавры Нострадамуса приме­рять не будем. Видный русский философ Л. П. Карса­вин резонно замечал, что философская публицистика ориентируется на будущее. Но будущее, даже ближай­шее, в конкретности своей не дано и, как таковое, объектом эмпирического знания быть не может. И фи­лософская публицистика обязана несколько себя обуз­дать, воздержаться от конкретных предсказаний.