Тошнота

Меня раздражает эта старуха. Взгляд растерянный, но упорно семенит вперед.

Иногда пугливо останавливается, словно почуяв невидимую опасность. Вот она

уже под моим окном, ветер облепил ей колени юбкой. Остановилась, поправляет

платок. Руки у нее дрожат. Двинулась дальше -- теперь я вижу ее со спины.

Старая перечница! Наверно, сейчас свернет направо на бульвар Нуара. Ей

осталось пройти метров сто -- с ее скоростью это займет еще минут десять.

Целых десять минут мне придется глядеть на нее, прижавшись лбом к стеклу. И

еще раз двадцать она остановится, засеменит дальше, остановится снова...

Я ВИЖУ будущее. Оно здесь, на этой улице, разве чуть более блеклое, чем

настоящее. Какой ему прок воплощаться в жизнь? Что это ему даст? Старуха,

ковыляя, уходит дальше, останавливается, заправляет седую прядь, выбившуюся

из-под косынки. Она идет, она была там, теперь она здесь... Не пойму, что со

мной -- вижу я ее жесты или предвижу? Я уже не отличаю настоящего от

будущего, и, однако, что-то длится, что-то постепенно воплощается, старуха

плетется по пустынной улице, переставляя грубые мужские ботинки. Вот оно

время в его наготе, оно осуществляется медленно, его приходится ждать, а

когда оно наступает, становится тошно, потому что замечаешь, что оно давно

уже здесь. Старуха дошла до угла, теперь она превратилась в узелок черного

тряпья. Что ж, пожалуй, это что-то новое, только что она была не такой,

когда находилась в той стороне. Но новизна эта тусклая, заезженная, не

способная удивить. Сейчас старуха свернет за угол, старуха сворачивает --

проходит вечность.

Я отрываюсь от окна, бреду, шатаясь, по комнате; влипаю в зеркало,

смотрю на себя с омерзением -- еще одна вечность. Наконец, избавился от

своего изображения, валюсь на постель. Гляжу в потолок -- хорошо бы заснуть.

Спокойно. Спокойно. Вот я уже не чувствую, как скользит, задевая меня,

время. На потолке я вижу картинки. Сначала круги света, потом кресты. Все

это порхает. А вот и новая картинка -- на сей раз в глубине моих закрытых