Тошнота

мир объяснений и разумных доводов и мир существования -- два разных мира.

Круг не абсурден, его легко можно объяснить, вращая отрезок прямой вокруг

одного из его концов. Но круг ведь и не существует. А этот корень, наоборот,

существовал именно постольку, поскольку я не мог его объяснить. Узловатый,

неподвижный, безымянный, он зачаровывал меня, лез мне в глаза, непрестанно

навязывал мне свое существование. Тщетно я повторял: "Это корень" -- слова

больше не действовали. Я понимал, что от функции корня -- вдыхающего насоса

-- невозможно перебросить мостик к этому, к этой жесткой и плотной тюленьей

коже, к ее маслянистому, мозолистому, упрямому облику. Функция ничего не

объясняла -- она позволяла понять в общих чертах, что такое корень, но не

ДАННЫЙ корень. Этот корень, с его цветом, формой, застывшим движением, не

поддавался никакому объяснению, был... уровнем ниже его. Каждое из ее

свойств как бы отчасти утрачивалось им, вытекало наружу и, наполовину

отвердев, становилось почти вещью, но в самом корне каждое из них было

ЛИШНИМ, и теперь уже мне казалось, что и весь ствол извергает себя из самого

себя, отрицает себя, теряется в странном избытке. Я поскоблил каблуком

черный коготь: мне хотелось слегка его ободрать. Просто так, из вызова,

чтобы на дубленой коже появилась абсурдная розоватость ссадины, чтобы

ПОИГРАТЬ с абсурдностью мира. Но, убрав ногу, я увидел, что кора осталась

черной.

Черной? Я почувствовал, как слово выдыхается, как оно стремительно

теряет смысл. Черный? Корень НЕ был черным, не чернота была на этом куске

дерева, на нем было... было что-то другое. Черное, так же как круг, не

существовало.

Я посмотрел на корень: был ли он больше чем черным или почти черным? Но

я тут же перестал задавать себе подобные вопросы -- я почувствовал, что

вступаю в область познания. А я уже и прежде пытался вот так же неуемно

прощупывать не поддающиеся наименованию предметы, уже делал попытку -- но