Тошнота

избыточностью нет. Если ты существуешь, ты должен существовать ДО ЭТОЙ

ЧЕРТЫ, до цвели, до вздутия, до непристойности. Есть другой мир -- в нем

сохраняют свои чистые строгие линии круги и мелодии. Но существовать --

значит поддаваться. Деревья, синие ночные столбы, радостный хрип фонтана,

живые запахи, маленькие сгустки тепла в холодном воздухе, рыжий человек,

переваривающий пищу на скамье, -- в этой общей дремоте, в этом общем

переваривании пищи было что-то комическое... Комическое... нет, до этого

дело не дошло; то, что существует, смешным быть не может; но было в этом

какое-то расплывчатое, почти неуловимое сходство с водевильной ситуацией. Мы

являли собой уйму существований, которые сами себе мешали, сами себя

стесняли; как у одних, так и у других не было никаких оснований находиться

здесь, каждый существующий, смущаясь, с безотчетным беспокойством ощущал

себя лишним по отношению" другим. ЛИШНИЙ -- вот единственная связь, какую я

мог установить между этими деревьями, решеткой, камнями. Тщетно пытался я

СОСЧИТАТЬ каштаны, СООТНЕСТИ ИХ В ПРОСТРАНСТВЕ с Велледой, сравнить их

высоту с высотой платанов -- каждый из них уклонялся от связей, какие я

пытался им навязать, отъединялся и выплескивался из собственных границ. Я

чувствовал всю условность связей (размеры, количества, направления), которые

я упорно пытался сохранить, чтобы отсрочить крушение человеческого мира, --

они теперь отторгались вещами. Каштан впереди меня, чуть левее, -- ЛИШНИЙ.

Велледа -- ЛИШНЯЯ...

И Я САМ -- вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный

обед и прокручивающий мрачные мысли, -- Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ. К счастью, я

этого не чувствовал, скорее я понимал это умом, но мне было не по себе,

потому что я боялся это почувствовать (я и сейчас этого боюсь, боюсь, как бы

это не подкралось ко мне сзади, со стороны затылка, не вздыбило меня

взметнувшейся глубинной волной). Я смутно думал о том, что надо бы покончить

счеты с жизнью, чтобы истребить хотя бы одно из этих никчемных