Поэтому, завершая найденное, получаем, что заключение — это образование состояния нахождения кого-чего-либо внутри чего-либо.
I апреля 2000 года Санкт-Петербург ПОЧЕМУ ПРЕЗРЕНИЕ К СВОБОДЕ ЕСТЬ ПРИЗНАК БОЖЕСТВЕННОСТИ?
В мире абсолютно все несправедливо. Академик Панченко Странная посылка, — скажет кто-то, ведь СВОБОДА—это условие счастья. Это так, если под счастьем понимать удовольствие, наслаждение, кайф. А если счастье — это нечто иное? Тогда ситуация существенно меняется. Например, если счастья без смирения не бывает, то в таком случае со свободой могут быть сложности. Последняя, как мы знаем, ничего кроме себя самой не ценит, как говорится, по определению. Ведь в противном случае ей рано или поздно приходит конец как понятию. Но с другой стороны, неволя никак не, привлекает, наоборот, от нее вроде бы одна тоска и сплошное уныние. Впрочем, это с каких мировоззренческих позиций взирать на нее. Скажем, твердая вера в беспрерывное божественное присутствие уже сообщает восприятию неволи некий специфический оттенок. Здесь уже неволя есть, так или иначе, проявление Божественной воли. Но ведь Бог, как нам иногда кажется, может и передумать, а значит, и что-то поменять. В такой ситуации наше стремление к свободе может быть тем самым исходным посылом к вышеназванному изменению, а значит, тогда стремление к свободе становится почти священным. Но спросим себя: гордость и свобода связаны между собой? Отвечая честно, признаем: еще как связаны. Когда мало гордости, тогда и мало нужды в самой свободе. А может быть. Бог ничего не меняет в им предначертанном от начала мире? Об этом красноречиво говорят пророчества всех времен и народов. А может быть, все-таки Бог время от времени что-то меняет в им же намеченном? Допуская это, мы допускаем, что Бог в своих деяниях может ошибаться или может быть несовершенным. Но тогда Бог перестает быть самим собою, так как не до конца отдает себе отчет в том, что делает. При этом Он превращается в заурядного экспериментатора либо в изнывающую от скуки сущность. Несложное умственное усилие позволяет понять, что такой образ Бога есть образ ошибочный. Оно и понятно, что Ему нет нужды быть несмышленышем, который берет уроки у своего создания. Последнее может быть в случае с человеком, который вполне может совершенствоваться через свое же творчество. Только вот в чем заковыка: а само творчество к человеку откуда снисходит? Правильно, оно, родимое, снисходит к человеку свыше, а значит, оно снисходит опять же от Бога. Поэтому разговоры о творчестве самого Бога вряд ли уместны, а значит, и свобода творчества Оного вряд ли необходима. Но тогда получается, что для Бога и сама свобода не нужна. Правильно, не нужна, она для него избыточна. Во как! А человеку? Скажем, для него свобода творчества просто необходима. Но что такое есть свобода творчества? Если творчество — это потребность души, то опять же свобода для нее избыточна, ведь свойства конкретной души конкретного творца строго определены. Может быть, под свободой творчества понимается право навязывания окружающим своей позиции по тому или иному поводу? А это уже нечто другое и по сути, и по названию. Это уже стремление к доминированию, а значит, это уже стремление к власти. — 222 —
|