|
другого. Я сказал себе: ты должен умереть достойно. Том поднялся, стал как раз под открытым люком и начал всматриваться в светлеющее небо. Я же продолжал твердить: умереть достойно, умереть достойно -- больше я ни о чем не думал. Но с того момента, как бельгиец напомнил нам о времени, я невольно ощущал, как оно течет, течет и утекает капля за каплей. Было еще темно, когда Том сказал: -- Ты слышишь? -- Да. Со двора доносились звуки шагов. -- Какого черта они там шатаются! Ведь не станут же они расстреливать нас в потемках. Через минуту все стихло. Я сказал Тому: -- Светает. Педро, позевывая, поднялся, задул лампу и обернулся к своему приятелю: -- Продрог как собака. Подвал погрузился в сероватый полумрак. Мы услышал отдаленные выстрелы. -- Начинается, -- сказал я Тому. -- По-моему, они это делают на заднем дворе. Том попросил у бельгийца сигарету. Я воздержался: не хотелось ни курева, ни спиртного. С этой минуты они стреляли беспрерывно. -- Понял? -- сказал Том. Он хотел что-то добавить, но замолк и посмотрел на дверь. Дверь отворилась, и вошел лейтенант с четырьмя солдатами. Том выронил сигарету. -- Стейнбок? Том не ответил. Педро кивнул в его сторону. -- Хуан Мирбаль? -- Тот, что на циновке. -- Встать! -- выкрикнул лейтенант. Хуан не шелохнулся. Двое солдат схватили его под мышки и поставили на ноги. Но как только они его отпустили, Хуан снова упал. Солдаты стояли в нерешительности. -- Это уже не первый в таком виде, -- сказал лейтенант. -- Придется его нести, ничего, все будет в порядке. Он повернулся к Тому: -- Выходи. Том вышел, два солдата по бокам. Два других взяли Хуана за — 17 —
|