Сократ

Текст обвинения следующий: «Это обвинение составил и, подтвердив присягой, подал Мелет, сын Мелета из дема Питтос, против Сократа, сына Софрониска из дема Алопеки: Сократ повинен в отрицании богов, признанных го­родом, и во введении новых божественных существ; по­винен он и в совращении молодежи. Предлагается смерт­ная казнь». Так воспроизводит содержание жалобы Мелета Диоген Лаэртский со ссылкой на свидетельство философа Фаворина, который лично ознакомился с ней спустя 6 веков (во II в. н. э.), роясь в афинских архивах.

Платон, сам присутствовавший на суде, воспроизводит обвинение, видимо, по памяти и отмечает, что оно звучало «примерно так»: «Сократ преступает законы тем, что пор­тит молодежь, не признает богов, которых признает город, а признает знамения каких-то новых гениев» (Платон. Апология Сократа, 24 с). Другой ученик Сократа, исто­рик Ксенофонт, который хотя и не присутствовал на суде, но впоследствии был хорошо осведомлен о происшедшем, пишет в «Воспоминаниях о Сократе» (I, I, 1): «...Самое обвинение против него было приблизительно такое: ,,Со­крат виновен, потому что не признает тех богов, каких признает город, а вводит другие, новые божества; вино­вен и потому, что развращает юношество”».

Обвинение, таким образом, содержало 3 пункта: 1) безбожие Сократа, 2) введение им каких-то новых бо­жеств (подразумевался знаменитый демон Сократа, его внутренний голос) и 3) развращение молодежи. По всем этим пунктам Сократ обвинялся именно в государствен­ном преступлении, так как по афинским представлениям и почитание богов, и воспитание юношества относились к делам общеполисным, государственным.

Хотя вопросы отправления религиозного культа и воспитания юношества в Афинах и не были четко и ясно урегулированы законами и постановлениями, однако сло­жившаяся практика, традиции и обыкновения в этих де­лах считались общеобязательными. Те или иные вариа­ции и отступления допускались, судя по всему, лишь в пределах признания общепринятого; явные отступления от традиционно сложившегося положения вещей счита­лись вызовом полисному правопорядку. Является ли по­добный вызов преступлением и какое наказание должно за него последовать — эти вопросы, поскольку они не были законодательно жестко регламентированы и оставляли довольно широкий простор для разнотолков, решались на основе сложившегося правосознания, с ориентировкой на имеющееся законодательство, на традиции и обыкнове­ния, на неписаное право, общеполисную мораль и т. д. В конечном счете эти вопросы решались, после соответст­вующего сигнала от членов полиса, афинским полномоч­ным судом присяжных (гелиэей), разбиравшим уголов­ные дела в составе 501 судьи. По числу своих членов гелиэя не уступает законодательным собраниям нового вре­мени, а рассмотренное в пропорции ко всем афинянам число афинских судей выглядит еще более внушительно. Таким образом, наличие пробелов в афинском законода­тельстве компенсировалось тем, что конкретные дела ре­шались на таком широком судебном форуме, который, по более поздним понятиям, мог бы быть наделен даже законодательными полномочиями, не говоря уж о юсти-ционных.